Макс Мах: Сумеречный клинок

— Как давно умерла Гилда?

— Полагаю, это случилось лет десять-одиннадцать назад. Точнее не скажу, потому что даже сейчас не помню, сколько времени бродяжничала до того, как попала в приют.

— Значит, формально тебе должно быть семнадцать-восемнадцать лет.

— А сколько на самом деле?

— Подожди еще чуть-чуть.

В это время открылась маленькая дверца в стене напротив окна, и в помещение вошли двое слуг. Один из них принес Тине столик, другой — поднос с угощением: хрустальный графин с каким-то светло-коричневым напитком, серебряный стаканчик и несколько серебряных же вазочек с засахаренными фруктами, крошечными пирожками и орехами, сваренными в меду.

— Ты была не слишком хороша собой, не так ли? — спросила женщина, когда слуги оставили их одних.

— Вы правы, сударыня. — Тина вынула из графина пробку и сразу же поняла, что за «вино» ей принесли. — Я была некрасивой девушкой. Печальная судьба. — Она налила себе винка и поднесла стаканчик к губам.

«Вишня, малина… Гранат…»

— А потом ты стала меняться.

— Да, я поняла это по изменившимся взглядам мужчин, вернее, одного конкретного мужчины. Прошло еще какое-то время, прежде чем изменения стали видны остальным.

— Вы шли через Хребет Дракона, где магия растворена даже в воздухе и воде.

— Да, мы шли через Подкову.

— Что ты знаешь об истории княжества Чеан? — Вопрос неожиданный, но собеседница часто меняла тему.

— Зависит от того, что именно вы имеете в виду, древнюю или новую историю?

— Новую.

— Без подробностей.

— А в общем виде?

— Что-нибудь о войне с императором Яковом? — вопрос возник по наитию, но, похоже, Тина не ошиблась.

— Война… — вздохнула женщина в капюшоне, едва ли не впервые за весь разговор позволив чувствам отразиться в своей речи. — Будь проклята война и будь проклят Яков!

Наступило молчание, и Тина сочла за лучшее выпить винк, закусив его горстью засахаренных вишен.

— Хорошо, — нарушила тягостную паузу собеседница Тины. — Пусть будет, что будет. Смотри! — И с этими словами она откинула капюшон плаща.

Еще не успев рассмотреть черт материнского лица, Тина выхватила из хаоса ощущений и воспоминаний главное. Впечатление хищной силы, образ, исчезнувший в тумане забвения, но вернувшийся к ней сейчас с такой силой, что сердце сжало, и жаром окатило всю — с головы до ног, — и ударило в виски, застилая взор влагой непрошеных слез.

— Ты… — слова застряли в горле, а волны жара шли и шли, сметая препоны, открывая потаенное, возвращая утраченное. — Я… Ох!

Убийцы пришли ночью. Бесшумно поднялись по отвесной стене, проникли в южную башню через разрушенную еще во время войны, но так до сих пор и не восстановленную амбразуру, прошли коридором до дверей детской и только здесь встретили отпор. Гвардеец, стоявший на страже, успел убить одного из нападавших, прежде чем пал под ударами вражеских клинков.

Норна проснулась от шума и сразу же вспомнила все, чему ее учила мать. Метнувшись с кровати, она успела задвинуть засов за мгновение до того, как убийцы распахнули дверь. Взломать же ее оказалось им не по силам. Прибежали стражники, начался бой… Норна следила за событиями, полагаясь на один только слух, но, кажется, видела в деталях, что и как происходило за запертой дверью. В конце концов стражники зарубили еще одного убийцу, а последнего ранили и взяли живым.

— Одиннадцатое покушение, — сказала мать, когда вернулась в замок на следующий день. — Они охотятся на тебя, как на дикого зверя. Что скажешь, Титгар? Они уже знают, что ведут охоту на девочку-оборотня?

— Нет, княгиня. — Барон Титгар ен’Баарах был невысок, едва достигая плеча княгини, но именно он являлся лордом-маршалом Ставки. — Они все еще думают, что у вас с князем родился мальчик. А о том, что кто-то из великих князей Низких земель является оборотнем, им и в страшном сне не приснится.

— Вот пусть и не снится… Ты понимаешь, о чем мы говорим? — Княгиня Карла Ланцан по прозвищу Калли обернулась к Норне, тихо, словно мышка, сидевшей в уголке. Она делала это так часто, как могла, как позволяли обстоятельства. Смотреть на Карлу, слушать ее голос, видеть, как решает она государственные дела, — являлось самым острым удовольствием, о каком знала Норна.

— Да, матушка, — ответила она. — Это всего лишь дело времени и случая, когда люди императора доберутся до моего горла.

— Ты не по годам умна, моя сладкая! Будет жаль, если Верны не позволят тебе взойти на Сапфировый трон.