Элеонора Раткевич: Свет сквозь ветви

– Конечно, нет. Но, послушай, погоди… как же мы можем к вам уйти? Я ведь Страж Границы! И нечисть…

Эльф вновь улыбнулся. На сей раз его улыбка оказалась бесконечно грустной.

– С нечистью и ваш Боевой Орден неплохо справится. А граница… разве ты еще не понял, Наемник? Она давно переместилась. Лунный свет яркий, чистый. Оглянись, Страж.

Я оглянулся. Сначала недоуменно. А потом я понял, что хотел сказать эльф. Я увидел границу трав.

По одну сторону костра лежали края людей, по другую – простирались эльфийские земли. И трава в них росла разная. С эльфийской стороны травы подымались выше, чище, свежее, зеленее. Наша трава рядом казалось увядшей и примятой. Между травами не пролегала межа или борозда, но граница виднелась отчетливо, словно кто-то прочертил ее лезвием ножа.

– Приглядись, Страж, – мягко и тихо произнес эльф. – Граница здесь. И долг твой – здесь.

– Я должен к этому привыкнуть, – хрипло ответил я.

– Привыкнешь. Я понимаю, для тебя это нелегко. Ты считал, что твой долг – охранять людей. Так вот, ради всех людей твой долг сейчас – охранять эту границу и ваших детей.

– Ради… всех?..

– Да. Обычную нечисть можно одолеть и Клинками Боли, но для большой битвы с Силами Зла нужны иные мечи. Вашим детям, Наемник, предстоит ковать совсем другое оружие.

Вот теперь я понял все до конца. Я вспомнил, что сказали Тенаху его Боги. Оружие для битвы еще не выковано, и отношение к нему мы будем иметь лишь косвенное. Вестимо, так. Ковать его будут руки Тайона и Тенхаля. Не диво, что Силы Зла готовы были любой ценой помешать этому. Похитить. Убить. Да что угодно! Боги, мертвые мои Боги, какой же опасности мы избежали!

– Твоя взяла, эльф.

– Значит, вы готовы переехать? – в голосе эльфа звучала такая радость, что даже костер, казалось, запылал ярче.

– Хоть завтра, но куда? Жаль, конечно, оставлять дом и сад, да и прочее хозяйство, но я готов. Только надо сначала хоть времяночку какую выстроить. Не жить же с маленькими детьми в чистом поле.

Эльф усмехнулся.

– О доме не горюй, его бросать не придется.

– Как это? – оторопел я.

– Фундамент его еще Гимар закладывал, значит, все получится. Одним словом, там увидишь.

Я настаивал. Эльф опять засмеялся.

– Вы, люди, кажется, говорите, что мы любим загадочность напускать? Нет?

Я покраснел до кончиков ушей.

– А ведь это правда, между прочим. Любим. Очень не хочется говорить тебе все сейчас.

– И не говори, – буркнул я, уступая.

Выражение лица у моего собеседника было такое, словно меня ожидает невероятный розыгрыш.

– Вот сад оставить придется. Ничего не поделаешь, Наемник. Деревьям место там, где они растут. Не горюй, Наемник. Тебя уже ждет новый сад. Он тебе понравится.

– Еще меду хочешь? – спросил я.

Я никак не мог найти нужных слов и сказал первое, что на язык пришло.

– С удовольствием, – ответил эльф и протянул мне ломоть своего хлеба. Я взял его. Хлеб был еще теплый. Нашим детям будет у эльфов хорошо. Впервые за долгое время, словно свет сквозь ветви, передо мной забрезжила надежда. На ум мне пришла отчего-то старая эльфийская песенка, которую я слышал от Гимара еще мальчишкой. Как там она звучала?

– Давай разделим хлеб и мед, Тепло и свет костра…

– Мы будем ждать у этих вод, Пока взойдут ветра, –

подхватил эльф мой мысленный напев.

– Здесь нет воды, – возразил я.

– Там, за холмом, – эльф махнул рукой в направлении недальнего холма, – ручеек. Не очень большой, но для песни сгодится. Как ты полагаешь?

– Полагаю, сгодится, – с самым серьезным видом, на какой только способен, согласился я, и мы запели напев вдвоем.

– Твоим туманом мой клинок Для боя закален…

И так далее…

Надо сказать, я провел время куда приятнее, чем мои домашние. Они терзались тревогой за детей и ничего не знали обо мне. Так что возвращение мое ознаменовалось упреками и слезами облегчения.

Предложение эльфа было встречено бурей восторга. Ахатани, снедаемая беспокойством за Тайона, была счастлива возможности поместить его в безопасное место. Халлис всю жизнь мечтала повидать эльфов. Тенах был рад удрать от нелегких обязанностей святого. К тому же теперь, когда слова его Богов получили разъяснение, ему и вовсе не на что жаловаться. Морайх перед отъездом признался, что завидует мне, и на прощанье опять расхвалил всех и вся по своему обыкновению.

Что же до эльфийского розыгрыша, то он состоялся. Ох уж мне это эльфийское чувство юмора. Я понял затаенную радость предвкушения, сиявшую в глазах моего ночного собеседника, когда мой собственный дом на моих глазах заворочался тяжко, вытащил из земли фундамент, потоптался немного на месте и, весело помахивая дверями, зашагал к границе трав. До сих пор помню, как содрогалась под его решительной поступью земля и, думаю, никогда этого не забуду.