Жрец произносил молитву громко и уверенно, и люди, стоявшие вокруг, поначалу негромко и нескладно, стали ее повторять. На чьей стороне правда в споре жреца и рыцаря они увидели сразу: женщина в белом платье вновь забилась в судорогах и закричала:
— Нет!!! Прекратите!!! Не надо!..
В ее крике содержалась нечеловеческая сила: по храму как будто пролетел ветер, свечи погасли, пламя в светильниках затрепетало, часть священных статуэток опрокинулась. Люди чувствовали, что от женщины исходит одна сила, а в молитве содержится другая, и эта, вторая, оберегала их от силы одержимой. Они поняли вдруг, что восхищение, даже преклонение перед ней, любовь к ней, симпатия и иная душевная нежность, возникавшая при виде ее скромного и прекрасного образа — все это было, иллюзией, фальшивкой. Истинная сила Белой Богини, принесенная на остров гешским жрецом, открыла им глаза: с самого начала жена Эдрика использовала какие-то чары, чтобы влюбить в себя всех обитателей замка и лишить их здравого рассудка и рассудительности. Но на деле она была всего лишь красивой девушкой, в которую вселился демон обольщения, и не более того.
Это понимание овладело не всеми и не сразу, но число молящихся росло, и тогда они ощутили, что сила демона уступает, а сила Белой Богини, сила жреца и храма, соборная сила молящихся распространяется и побеждает. Рыцари Гэйбара уже не столько поддерживали, сколько держали женщину — впрочем, она уже почти затихла и не сопротивлялась. Ее взгляд сделался пустым и безразличным: та жизнь, которая в нем оставалась, была наполнена мукой, отчаянным сопротивлением наступающему бессилию — однако, жизни в ее взгляде оставалось все меньше и меньше. И вместе с этой, утекающей жизнью, что-то происходило с ее телом: люди, касавшиеся его, ощутили, что оно стало легче и проницаемее: там, где были одежда и плоть, теперь находился сгущенный свет, оказывавший сопротивление рукам, касавшимся его — но не так, как это делает плотный предмет, а так, как сопротивляться движению могли бы вода или сильный поток ветра. Жрец начал читать молитву об изгнании нечисти, но закончить ее не успел: на улице послышался визг рвущегося воздуха, и почти сразу башня содрогнулась от удара. Одна из стен словно взорвалась — на людей, стоявших рядом с ней, полетели обломки камней и куски штукатурки. То, что ворвалось в святилище, убило жреца быстрее, чем обитатели замка успели разглядеть его облик, и лишь затем, когда стальная молния, смявшая и отбросившая к алтарю тело служителя Белой Богини, развернулась и двинулась к одержимой — уже не столь быстро, меняя форму и принимая облик человека по ходу движения — они поняли наконец, кто столь грубо и бесцеремонно вмешался в происходящее. Один из рыцарей попытался задержать его, заступив дорогу и вытянув меч так, чтобы его кончик оказался приставленным к горлу военного инструктора — Эдрик, не замедляя шага, нырнул под меч, сломал рыцарю руку и отшвырнул его с дороги. В часовне началась паника — часть придворных бросилась к выходу, рыцари обнажили оружие и отступили, некоторые встали телами так, чтобы закрыть своими телами герцога. Но бессмертный не обращал на них никакого внимания, люди его не интересовали.
— Мольвири! — Позвал Эдрик, опускаясь на колено перед богиней.
Тело Мольвири, более никем не поддерживаемое, продолжало висеть в воздухе так, как будто бы она лежала на наклонной поверхности или сидела, вытянув ноги, в невидимом кресле. Окружавшее ее сияние стало ярче… нет: она сама постепенно превращалась в сияние. Крошечные частицы света, словно светлячки, отлетали от нее и таяли в воздухе. Взгляд Мольвири — как взгляд самой вечности, бесстрастной и пустой.
— Мольвири!.. — Вновь позвал Эдрик. Ему показалось, что что-то изменилось: будто бы в этом совершенном, но бездушном великолепии промелькнула тень девушки, которую он знал; тень богини, словно пришедший в этот мир из далекого прошлого, из времен, когда боги еще не ведали страха и жадности, и щедро дарили миру свою силу и самих себя, ничего не требуя взамен. Эдрик протянул руку и коснулся ее руки… попытался коснуться. Он ничего не ощутил, перед ним был призрак, тающий в воздухе, и последняя искра живого чувства была отдана Эдрику, как прощальный дар, во взгляде богини, теряющую свою смертную оболочку и связанную с этой оболочкой личность. Ему показалось, что она пытается сказать «Спаси меня…» — но не может: ее уже не было здесь, и призрак сделался прозрачным, а затем полностью истаял и распался на множество световых огоньков прежде, чем его сердце успело стукнуть три раза.
Читать дальше