Николь Валентайн: Теория относительности с точки зрения путешественника во времени

– Как ты повзрослел, Финн! А теперь тебе придётся взрослеть ещё быстрее.

– Я не хочу взрослеть, – сказал он.

Сейчас ему не хотелось быть собой. Хорошо, что док скоро приедет. Он поможет. Он всё исправит. Даст бабушке лекарство, и она будет чувствовать себя хорошо. Через несколько дней они будут со смехом вспоминать об этом случае.

– Никто не хочет взрослеть, милый, но альтернатива ничуть не лучше, – теперь в её глазах сверкнули слёзы. – И знай, я ни о чём не сожалею. Я люблю тебя, Финн.

– Я… я тоже тебя люблю, ба.

Он не понял, что она имела в виду, говоря о сожалении.

Это просто какой-то абсурд. Бабушка абсолютно не в своём уме.

Мальчик прибег к научному методу, чтобы расставить всё на свои места. Итак, ему предложена гипотеза: женщины в его семье обладают способностью путешествовать во времени. Финн должен её опровергнуть. Он никогда не перечил бабушке, но сейчас она была не в себе.

И тогда он развернулся, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел вверх по лестнице и припустил по коридору.

– Финн! Нет, не надо!

Сначала он почувствовал запах. Кисловатый, гнилостный запах болезни. На кровати лежала бабушка. Но она ведь уже мчалась к нему, задыхаясь от быстрого подъёма по лестнице и пробежки по коридору! Финн посмотрел на кровать, затем на бабулю. Это была она – одна живая и одна мёртвая.

– Я… я не хотела, чтобы ты увидел меня такой, – пролепетала она.

Финн отшатнулся и ухватился за комод, чтобы не упасть. Он не сразу осознал, что теперь очутился ближе к телу, лежавшему на кровати, и машинально шагнул вперёд.

Да, так и есть. Бабуля лежала на спине, её глаза были открыты, но ничего не видели. Всё остальное в комнате выглядело до жути, до отчаяния привычно. Её бумаги на прикроватной тумбочке. Её таблетница. Розовые домашние тапочки, аккуратно поставленные возле кровати. Спальня не совмещалась с неживой бабушкой. Всё вдруг стало казаться настолько нереальным, что можно было поверить, что это неправда.

Почти.

Финн попытался что-то сказать. И не смог произнести ни слова. Потом из его рта вырвался звук, похожий на скрежет шин по гравию, и тогда бабушка – та, что была живой, – быстро посмотрела в коридор и снова перевела взгляд на внука.

– Мы должны немедленно выйти из дома. Милый мой, я пыталась уберечь тебя от этого!

Она вывела его из комнаты. Он был слишком ошеломлён, чтобы протестовать, поэтому покорно побрёл за ней. Бабушка открыла дверь, первой вышла наружу и вытащила Финна за собой с такой силой, которую не выказывала уже много лет.

– Мы ещё увидимся. Точно тебе говорю. Не грусти. Я так тебя люблю!

Он несколько раз споткнулся на мокрой земле, прежде чем его ноги окончательно подкосились. Опустился на траву, привалился головой к стене дома. Заморгал и с трудом выдавил:

– Но как… ба? Как это может быть?

Финн ждал ответа, но его не последовало. Бабушка исчезла. Он был совсем один.

И почти сразу же раздался голос доктора Ловелла, который входил в дом и весело окликал её по имени:

– Бет? Я всю дорогу мечтал о твоём печенье!

Находясь снаружи, Финн не мог видеть гостя. Он только слышал, как тот перемещается по комнатам. Мальчик мог запросто представить себе его облик. Доктор Ловелл всегда выглядел одинаково. Тщательно уложенные седые волосы. Накрахмаленная клетчатая рубашка, застёгнутая на все пуговицы и заправленная в мешковатые брюки, дополненные вечно грязными кроссовками. Бабуля часто смеялась над ним, приговаривая, что людям следует любоваться только его «верхним этажом», не обращая внимания на безобразный цоколь.

Мальчик услышал, как док снова позвал бабушку: в его голосе прорывалось уже знакомое Финну смятение. Раздалось ещё более осторожное:

– Бет?

И, наконец, испуганный вопль.

Финн услышал его не только ушами, а буквально всем сердцем.

Он попытался встать, но ноги ему не подчинялись. Тот запах до сих пор обступал его, чувствовался во рту. Оказывается, у смерти тоже есть вкус. Финна вырвало в кусты. Он с трудом поднялся, вытер руки о джинсы. Почувствовал какую-то складку в кармане, сунул руку внутрь и нащупал бабушкин список. Всего час назад это был обычный перечень покупок, а теперь он превратился в очередную реликвию.

Мальчик развернул листок. Он выглядел совсем иначе, сделался нечётким и неряшливым из-за тёмных чернил, проступивших с другой стороны листа. Надпись была размашистая, наверное, сделанная в спешке, но Финн сразу узнал почерк бабушки. Он перевернул клочок бумаги и прочитал: