Бет Льюис: Волчья тропа

Я начала двигаться, не заботясь о том, что Крегар меня заметит, и он яростно завопил:

– Элка, Элка, вот ты где! Как твои порезы на спине? Хорошо зажили?.. Еще не поняла, почему я не убил тебя, хотя и мог сотню раз? Когда ты была еще ребенком, в подвале у безумного преподобного, на том озере и на реке Тин?

Я не ответила. Не могла, потому что давно уже поняла почему. Он хотел, чтобы я пошла по его стопам, стала жить его жизнью. Хотел, чтобы я вернулась к нему сама, по собственному желанию, потому что думал, что мы с ним одинаковые. Думал, что я тоже убийца, и что у меня такие же вкусы. Он думал, что создал преемницу.

Крегар рассмеялся булькающим смехом, разбрызгивая слюну и кровь, словно услышал мои мысли.

– Хорошенькую подружку ты себе нашла. Боюсь только, она будет слишком приторной, если прожарить ее до румяной корочки.

Тут я разозлилась, и все слова, что я прятала, вырвались наружу.

– Ты болен, Крегар. Что бы там ни придумал своей больной головой – я не такая, как ты. А я ведь любила тебя. Ты был моим отцом, а оказался… убийцей. Ты не мой Охотник, ты чертов Крегар Холлет. После того что ты сделал с Джошем и со всеми остальными, ты заслуживаешь виселицы. Лайон не пожалеет тебя.

Лошади были почти рядом. До меня доносились голоса всадников. Затем в лесу раздались крики – наверное, нашли мальчика.

Крегар их тоже услышал. Смелость сразу покинула его, и он зашипел от боли, выдыхая белый пар.

– А эта сука знает? Знает, кто нажал курок и застрелил ее сына?

Замки на последней двери щелкнули и открылись. Мне осталось лишь повернуть ручку.

– Ты, – ответила я, но голос задрожал.

Он расхохотался, и из его ноздрей пошел пар, как у разъяренного быка.

– Ты всю жизнь шла моей волчьей тропой, Элка. Кусаясь и царапаясь, шла за мной по пятам, вымаливая объедки. Я учил тебя всему, что знал. Делился с тобой всем, чтобы ты смогла идти по моему пути. Ты и я, Элка, ты и я. Мы родственные души, помни. Даже когда меня не станет, ты не освободишься.

– Лайон от тебя избавится. Я тебе не родственная душа. Мы как земля и небо, река и скалы. Я не такая, как ты!

Он оскалил зубы, словно зверь, которым и был.

– Поживем – увидим, девочка.

Я заметила что-то среди деревьев.

Он улыбнулся, и дверь в моей голове, скрипнув, открылась.

– Беги отсюда, девочка Элка, – сказал Крегар, не переставая улыбаться.

Он больше не пытался выдернуть нож. Он не попрощался, не сказал, что мы скоро увидимся, и не попросил прощения.

Из-за деревьев раздался вопль:

– Вон там!

Они нашли следы, и мне пора было уходить.

Крегар, скалясь, махал мне рукой.

Я НЕ ХОТЕЛА возвращаться в Такет и видеть, как там все плачут и поносят меня. А здесь, на реке Тин, было тихо и бело# под покровом только что выпавшего снега. В хижине силы меня покинули. Я упала на пол и дала волю гневу, страху и горю. Проклинала этот мир за то, что позволил такому случиться и не дал мне спасти мальчика, проклинала небеса и ад за то, что разрешили мне дать обещание, которое я не смогла выполнить. Я молотила кулаками по полу, пока доски не пропитались кровью.

А потом с севера донеслись раскаты грома.

По небу катилась буря – наверное, так было, когда случилась Большая Глупость, и упали бомбы. Какие уж тут крики и слезы – миру на них плевать. Буря уже поглотила горы и скоро поглотит все остальное. Словно наступил настоящий конец света. Я подумала, что это наказание для меня. Если за мной не придет Лайон, то уж точно доберется и заставит платить природа.

В хижине штормовых ставней не было, только обычные, деревянные, а они долго не протянут. Единственная надежда выжить – погреб под домом. Я отодвинула в сторону доски и нырнула в яму, набитую пластиковыми пакетами с лососем.

А потом стихия сошла с ума. Мне показалось, что на грудь медведь навалился.

Буря оглушительно ревела, сметая все на своем пути. Я таких сильных в жизни не видела.

Не знаю, как долго она продолжалась. Может, несколько дней. Я сидела в холодном темном подвале, а у меня над головой мир разрывало на части.

Наконец наступила тишина. Я ужасно боялась того, что увижу, когда поднимусь наверх.

Я вылезла из погреба. Кости хрустели и буквально клацали от холода. Похоже, уже рассвело, но в доме было темно. Меня засыпало. Хижину погребло под снегом. Буря засадила меня в тюремную камеру, и, если честно, поделом. Так и буду сидеть, пока не пророю путь наружу. Если смогу.

Все кончено, так?

Лайон получила Крегара и скоро повесит его в Генезисе, у Пенелопы был ее мужчина, а у меня – мои стены. И спокойствие. Снег дает полное спокойствие. Всю оставшуюся часть моей проклятой жизни я буду отчаянно пытаться понять, что же случилось со мной в первые восемнадцать лет, – а потом стараться забыть об этом.