Дэн Симмонс: Илион

– Сомневаюсь. По-моему, настоящая битва только начинается.

– Разве ты что-нибудь знаешь о туринской драме? – удивилась Ханна. – Ты же никогда…

Могучий грек развел руками:

– Честно сказать, это мы с еврейкой распространили среди вас пелены. Лет десять назад, когда я привез оригинал из… далека.

– Зачем? – полюбопытствовал Даэман.

– Затем, что грядет война. Земляне должны были проникнуться ее ужасами и красотой. А еще постичь судьбы героев драмы – Ахиллеса, Гектора, прочих… Даже мою.

– Мы в сражениях не участвуем, – вмешалась Ада.

Сын Лаэрта вздохнул:

– Придется. Пока что передовая далеко, но и до вас докатится. Бои вовлекут каждого, желаете вы того или нет.

– Мы не умеем воевать, – возразила девушка. – И не собираемся учиться.

– Около шести десятков людей, бывших со мной, кое-что узнали. Когда настанет время сражений, ученики сами решат, как поступить. У человека всегда есть выбор. Да, Харман, – спохватился он. – Ты не поверишь, однако я починил ваш соньер. Еще семь или десять дней, и мы поднимем его в воздух.

– Не хочу смотреть на войну, – заявила хозяйка Ардис-холла. – И биться не хочу.

– Ты совершенно права, – отозвался Одиссей.

Девушка склонила голову, борясь с подступившими слезами. Даэман коснулся хрупкой ладони, а потом вложил в руку Ады подаренную незабудку. И тут же забылся сном.

Пробудился мужчина уже в темноте. На кровати сидела облитая лунным сиянием фигура. Калибан! Даэман порывисто вскинул правый кулак. От боли перед глазами заплясали искры.

– Тише, – проговорил Харман, бережно укладывая перевязанную руку на место. – Успокойся, дружище.

Молодой мужчина отчаянно хватал ртом воздух, пытаясь удержать в желудке остатки еды:

– Я думал, это…

– Знаю, – промолвил ночной гость.

Даэман сел на постели:

– Как полагаешь, он умер?

Тень покачала головой:

– Кто скажет наверняка? Я тут тоже… размышлял обо всем. О них обоих.

– В смысле? Это ты про Сейви? Она…

– Нет. То есть я часто ее вспоминаю, но… Речь о Просперо. Помнишь, да? Голограмма, «перезапись эха» и все в этом роде?

– Ну?

– Думаю, он был настоящим , – еле слышно шепнул Харман и склонился ближе. – Сдается мне, город на астероиде (Просперо звал его «мой остров») на самом деле являлся тюрьмой мага. Туда же заточили и Калибана.

– Кто заточил? – выдохнул собеседник.

Девяностодевятилетний выпрямился и смущенно потер лоб:

– Не знаю. Ни хрена я не знаю.

Даэман кивнул:

– Как и любой из нас. Долго же мы не понимали этой простой истины. Верно, дружище?

Гость рассмеялся. Но когда он заговорил, веселья в голосе не осталось и в помине:

– Боюсь, мы выпустили их на волю.

– Их? – прошептал молодой мужчина. В миг прозрения его словно бы окатило ледяным душем. – Калибана и Просперо.

– Да.

– Или все-таки прикончили, – процедил Даэман.

– Да. – Харман встал и похлопал товарища по плечу. – Пойду я, отдыхай. Спасибо, дружище.

– За что?

– Спасибо.

И гость покинул комнату.

Больной изможденно откинулся на подушки, но сон оставил его. За треснутым окном стрекотали сверчки, кричали птицы, названий которых мужчина никогда не знал, в маленьком пруду за домом квакали лягушки, вечерний бриз шелестел в кронах деревьев. И вдруг Даэман понял, что улыбается от уха до уха.

«М-да. Если Калибан жив, это, конечно, позор и ужас. Но ведь и я еще не умер!»

Подумав так, он забылся чистым сном без видений до самого утра, пока Ада не принесла завтрак – первый настоящий завтрак за долгих пять недель.

Четыре дня спустя Даэман одиноко гулял по саду в чудесной прохладе вечера, когда Харман, Ада, Ханна, Одиссей, Петир и Пеаэн спустились по склону, чтобы присоединиться к мужчине.

– Соньер готов, – сообщил сын Лаэрта. – Подняться по крайней мере сможет. Хочешь посмотреть на пробный полет?

Собиратель бабочек пожал плечами:

– Вообще-то не очень. Меня интересует другое: зачем вам потребовался диск?

Грек переглянулся с друзьями:

– Для начала надо разведать, сильно ли метеоритные дожди повредили окрестностям. И просто хочу проверить: донесет ли меня эта штука до побережья и назад?

– А если нет? – поинтересовался Харман.

Герой из драмы беспечно хмыкнул:

– Отправлюсь домой пешком.

– Где же он, твой дом? – спросил Даэман. – И когда ты туда попадешь?

Одиссей улыбнулся, хотя глаза его наполнила бесконечная грусть.

– Если б вы только знали, – тихо промолвил он. – Если б вы только знали.