Карен Трэвисс: Республиканские Коммандо 2: Тройной Ноль

Парни из "Омеги", как и во всех командах, были достаточно восприимчивы к чувствам других. Они поняли, что Скирата нарочно тянет время, чтобы поговорить с Дарманом наедине. Найнер подтолкнул Атина и Фая к дверям.

– Еще увидимся, сержант.

О том, присоединится ли к ним Дарман в этот их последний день в городе, вопроса не возникло. Они знали, где он хотел бы проводить свое время. Скирата подождал, пока не закроются двери инструктажной, и, соскользнув со стола, встал перед креслом Дармана.

– Сынок, тебя сейчас что-то беспокоит?

– Нет, сержант.

– Этейн на несколько месяцев отправляется на Квиилуру – начинать вывод гарнизона.

Дарман искренне улыбнулся.

– По сравнению с работами, на которые ее отправляли недавно – это безопасное назначение. Я рад.

– Она бродит у казарм, ожидая тебя.

Дарман казался успокоившимся. Он глубоко вздохнул и ухмыльнулся, но это была та усмешка, что Скирата видел на лицах многих наемников – перед тем как они отправлялись на новое поле боя.

"Файрфек, должен ли я сейчас сказать это парню? Должен ли я сказать, что у него есть пока еще нерожденный ребенок? Что, если что-то случится с ним, прежде чем ему выпадет случай узнать?"

Скирата пошел на внезапный и неожиданный риск. Он сможет согласовать это с генералом Зеем – потом; также как и билль о антитеррористической операции. Лучше извиняться, чем спрашивать разрешения.

– Ты можешь отправиться с ней на Квиилуру, если захочешь.

Дарман зажмурил глаза. На его лице отразилась боль.

– У меня был такой выбор и раньше, сержант.

– Однако, ты любишь ее?

– Да.

– Я могу это устроить. Может это и неправильно, сынок. Но это твой выбор. Все, что тебе надо – это сказать, и Корр займет твое место в команде. Он все еще рядом. Зей разрешил мне учить его.

Дарман глубоко выдохнул и потер переносицу, все еще закрыв глаза. Когда он открыл их – они были полны слез.

– Квиилура безопасна. Моя команда выбрасывается на линии фронта. Как я могу не быть там, с ними? Ты мог уйти с Камино с состоянием, и больше не думать о нас – но ты же этого не сделал.

– Там было иначе. Я был вытертым, ди'кутла…

– Нет. Ты был верен.

– Ты в этом уверен?

"Конечно же, ты уверен. Твоя верность тоже зашкаливает. Вот так вонючая Республика тебя и использует."

– Я ничуть не буду разочарован, если ты уйдешь.

– Но я буду разочарован в себе.

– Что ж, хорошо; и ей рассказывать не стоит. Это была моя идея, не ее. И Ордо убедится что вы двое можете коснуться друг друга, когда только пожелаете.

Дарман потер кончик носа и тяжело вздохнул.

– Ты всегда о нас заботишься.

– И всегда буду.

– Мы знаем.

Да. Он всегда будет заботиться.

– Есть два варианта того, как ты можешь думать о женщинах на войне. Один – быть одержимым, позволить мыслям о них лишить тебя рассудка – и быть из-за этого убитым. Другой – помнить о них, как о том, ради чего ты сражаешься, и черпать силы из знания о том, что они будут ждать когда ты вернешься домой. – Он потрепал Дармана ладонью по щеке, твердо, но по-отцовски. – Ты же знаешь что выбрать, не так ли, Дар?

– Да, сержант.

– Хороший мальчик.

Скирата знал, что у Дармана может так никогда и не оказаться шанса вернуться домой, бросить ранец на пол прихожей и уткнуться жене в плечо – благодарно, с облегчением и клянясь ей, что это был его последний найм. Но он твердо знал, что сделает все, чтобы подвести его к этой радостной норме, настолько близко, насколько это вообще возможно для клон-солдата.

По крайней мере Этейн поняла, что приходится пройти солдату. Все, что оставалось делать Скирате – это обеспечить безопасность ребенку, когда тот родится, и правильно воспитать его. Джинарт выполнит свою часть сделки и присмотрит, чтобы за Этейн приглядели на Квиилуре. Меняющая облик понимает беспокойство Скираты за свою стаю. Она сама делала то же самое. Они оба были воинами в осаде, у которых не было любви к Республике – только лишь натянутое терпение.

– Что ж, ступай, сынок. – Скирата кивнул в сторону дверей. – Иди и найди Этейн. Получите отпуск на день. Будьте на несколько часов обычной парочкой и забудьте что вы солдаты. Только будьте осторожны.

Дарман улыбнулся и словно расцвел. Он был жизнерадостным парнем.

– Сержант, – сказал он. – Как я могу забыть, что я солдат? Я же не знаю, как быть кем-то еще.

Скирата смотрел, как он уходит, и гадал – когда желание рассказать ему пересилит, и это выплывет наружу. Может быть и Этейн найдет это напряжение невыносимым. Как жаль, что то, что для обычных людей было источником радости, для Дармана и Этейн было таким опасным.