Анастасия Полярная: Обдириха

– Даже так?! – удивился Костя.

– Встретил его, а он вдруг на глазах исчез будто, вон, мужик рассказывал. Кто говорит, в баню зашёл мыться, а он там стоит… Жене моей как-то даже в автобусе привиделся. Задремала, вот и пригрезилось… Как говорится, игра воображения… Она ж его тоже уж не застала, так по рассказам представление имеет… Всякое, знаешь… Да я только не верю россказням этим. Всего вернее, звери задрали, а то и сам забрёл куда да и душу Богу отдал… Не берусь говорить, я не ведаю.

Костя был поражён.

– Я хочу ещё раз побывать в этих местах, с вами увидеться.

– Увидимся. Я уверен – увидимся, – сказал Алин, широко улыбаясь и пожимая Косте руку. – Кто один раз сюда приехал, того тянет потом опять. Такова особенность здешних мест.

Костя совсем не спал в ту ночь. Он вспомнил «табачного» старика, след выжженной татуировки на его руке, похожий на славянскую букву, и странное дерево, догонявшее его по дорожке, и ему стало не по себе…

Много после, в Москве, когда Юля проявила плёнку и смотрела вместе с ним фотографии, Костя с удивлением убедился, что ни на бумаге, ни на негативах дерева не было.

Но и другое поразило его ещё больше: фотографии, которые художница делала «пустым» аппаратом, в доме, когда, по её словам, уже кончилась плёнка, частично получились.

Значит, плёнка не кончилась.

Аппарат так странно повёл себя в деревне, а жуткое одинокое дерево не получилось: его не было нигде на негативах.

Сумка уложена, справка наконец получена. Утром Костя собирался в дорогу. Он чувствовал, вернее, знал, что расстаётся с Верколой не навсегда: расстаться с пережитым невозможно.

За эти дни Костя посетил Суру – святое место, расположенное выше по реке, родину Иоанна Кронштадтского.

После, получив справку, он, несмотря на всеобщие отговоры, решил отправиться на Пинегу.

Больше всего его почему-то убеждала туда не ездить, словно что-то предчувствуя, пожилая женщина-экскурсовод из музея Иоанна Кронштадтского при Сурском монастыре.

Однако он не послушался ничьих уговоров и, взяв кое-какие деньги, оставленные про запас в сумке, которых едва хватало на дорогу, всё же отправился на Пинегу.

Ав деревне ещё долго судачили о недавнем случае. Бабы часто крестились на монастырь, перед тем как приблизиться к реке, и суеверно перешёптывались, отправляясь в баню. Особенно бдили за детьми, давая им строгие наставления, а тех, кто поменьше, и вовсе старались не отпускать в баню одних. Мужики хмурились, толкуя между собой: «А хто его знает, чего-й там случилось? То ли это обдириха увела, прогневали её, видать; то ли малой брод напутал…»

Первое время к Абрамовым стало ходить много народу; приходили даже из соседних деревень, и не по одному разу: расспрашивали Александру Фёдоровну и Федю о его походе в заречные деревни.

Федя был немногословен и сдержан, старался уходить от разговоров, но ему это плохо удавалось, и вскоре он, завидев в окошко людей, стал брать удочку и убегать на рыбалку.

Соседка Устинья Фоминична почти не выходила от Абрамовых.

Она многократно пересказывала, как ехала с Костей в автобусе, и повторяла, что сразу он её чем-то насторожил.

Александра Фёдоровна переводила разговор на другие темы: о проблемах деревни, музее, монастыре… Делилась своей мечтой побывать с Федей на Соловках в качестве паломников. Бабы сидели, поддакивали и уходили…

А Абрамова спешила в лес или на огород, а иногда, в зависимости от времени суток, садилась за стол поработать с музейными материалами.

Однажды Алексей Алин застал её за этим занятием.

– Всё, Саша, трудишься? А я по делу зашёл. Там, в музее, просят завтра экскурсию. Проведёшь?

– Конечно, – ответила Александра Фёдоровна, наливая гостю чаю.

– Ты прости, что я тебя в отпуске отвлекаю.

– Да ты не отвлёк, Алёша. Вот, старушки приходят без конца побалакать…

– Разговоров теперь будет на месяц, как минимум, – отозвался Алин. – На том конце стали бани запирать, даже днём ребятишек не пускают… Вот тебе и обдириха!

– Я не знаю, что там на самом деле произошло. Федя молчит. Они ведь и правда чуть не потонули!..

– Да что произошло-то: не в том месте реку переходить удумали, – вздохнул Алексей Алин. – Так что там с музеем у нас? Надо где-то лес добывать на ремонт крыши.

– В лесу живём – и без леса сами! – заметила хозяйка.

– Вы бы чаю-то попили, родимые, с малиновым вареньем, – тяжело переступая больными ногами, вошла в горницу Галина, сестра Александры Фёдоровны, держа в руках вазочку с вареньем.