Кир Булычев: Книга вторая. Покушение на Тесея

И потому бой был довольно короток и вовсе не так красив, как многие того ожидали. Раза два или три палицы тяжко ударились и застонали… Затем Тесей, дождавшись, пока Кларенс сделает выпад, отступил в сторону так, чтобы противник пронесся мимо. И когда тот летел в прыжке, он как следует врезал ему палицей по лопаткам. Кларенс ускорил полет и вылетел за пределы платформы. Тесей принял форму отдыхающего Геракла и стал ждать, пока полицейские и помощники помогут Кларенсу возвратиться на платформу, чего тот вовсе не желал.

Наконец Кларенс встал на платформе и заявил для всех телекамер:

— Так нечестно!

Коре было видно, как поперек его спины вздулся красный след.

Зрелище было удивительным, и Кора поняла, что оно ей напоминает бой Давида и Голиафа. Причем Давидом был стройный, но худой и даже чуть сутулый физик, прилетевший с Земли, Голиафом — накачанный в клубе культуристов для прогулок по пляжу кретин и развратник.

Местный Голиаф поднял дубину и вновь пошел на Густава.

Тот подождал, пока противник приблизится, и несильно ударил его по пальцам — дубина у того выпала. Густав так же легонько ударил палицей Кларенса по щеке, и на глазах у всех щека начала раздуваться.

Кларенс поднял руки и завопил:

— Ну хватит, прекратите безобразие! Развели здесь средневековье! Я буду жаловаться!

Он закрыл лицо руками. А толпа хохотала.

Один из старейшин поднялся на платформу и сказал в микрофон:

— По старинному обычаю я, как старейший из вождей, прошу победителя пощадить жизнь соперника ради его престарелых родителей. Но если ты, победитель, не примешь моих слов во внимание, никто тебя не осудит.

Густаву невозможно было принимать или не принимать слов во внимание, потому что Кларенс уже достиг своего «мерседеса» и, давя зрителей, дал газ, чтобы уехать как можно дальше.

Теперь осталось только убить меня — и программа выполнена, сказала себе Кора. Густав отыскал ее глазами — она стояла у самой платформы, готовая в любой момент вскочить наверх, чтобы помочь своему Тесею. Густав подмигнул ей и тщательно уложил палицу в футляр.

Кора посмотрела на «Честь-2». Люк был открыт. Там стоял комиссар Милодар. Кора пожалела, что он стоит слишком далеко и не разглядишь выражение его лица. А приятно бы посмотреть. Разумеется, чувство собственного превосходства над всеми остальными жалкими представителями человечества, за исключением его прямого начальства, не оставило и никогда не оставит Милодара. Но все же он получил ощутимый щелчок по носу — этот студент-физик смог провести операцию без помощи и даже в определенном смысле вопреки указаниям Милодара. Теперь комиссару предстояло выработать версию, по которой все лавры должны будут достаться именно ему.

Впрочем, Кора понимала, что операция далеко не завершена и если ты, находясь в осином рое, прихлопнул одну из ос, это вовсе не означает, что все остальные тут же попрячутся в гнездо.

Честно говоря, Кора не представляла, каким будет следующий шаг Густава. Хотя надеялась, что правильным.

А веселье на площадке не утихало — даже те, кто пришел посмеяться над свихнувшимся на Земле наследником, теперь готовы были носить его на руках. Люди непредвзятые не скрывали своих светлых ожиданий, связанных с появлением на престоле настоящего образованного демократа с дубиной.

Тем временем под бурные крики народа старейшина объявил, что отныне никаких препятствий к коронации принца Густава нет и быть не может. И состоится она, как только астрологи определят наиболее подходящие день и час. Затем старейшина обратился к принцу Густаву с вопросом, не пожелает ли он сказать несколько слов своему славному народу на прощание.

— Хорошо, — ответил Густав. — Тогда я скажу сегодня то, что хотел отложить на завтра.

Эта фраза прозвучала так странно, что толпа на площади буквально опешила.

И тут не выдержали нервы у герцогини Рагозы. С тихим повизгиванием, разносившимся далеко по площади, она начала проталкиваться сквозь толпу подальше от платформы. И Кора поняла, что герцогиня решила не дожидаться мести, которую обрушит на ее хрупкие плечи победитель.

— Тетя! — закричал тогда Густав в микрофон. — Не убегайте. Я вас простил. Вы — детище своей эпохи и всего социального воспитания. Доживайте свои дни в своих дальних имениях, только не появляйтесь мне на глаза и поменьше интригуйте.