Станислав Гагарин: Вторжение

В этом смысле и используется в романе термин «ломехузы», хотя в гагаринском толковании слово звучит расширительно: саламандрами сегодняшнего дня, по мнению автора романа «Вторжение», являются как политики, предающие кровные интересы своего народа, так и их обслуга — желто-голубые писатели, журналисты и, так скажем, все прочие «исты»… Кстати, во «Вторжении» они легко узнаваемы — даже тогда, когда выступают под вымышленными именами. Кто такой, скажем, «редактор года» Кара-басов, руководитель ломехузного журнала «Маяк»? Пояснять, думаю, нет особой нужды…

Многие страницы «Вторжения», тесно связанные с философской проблематикой, позволяют судить о нем как об «интеллектуальном детективе» — есть в литературоведении такое понятие. Отстреливаясь из калашникова от кровожадных монстров и ужасных ломехузов, товарищ Сталин и его верный соратник — член Союза писателей России Станислав Гагарин постоянно находят отдушину: используют свободную минуту, чтобы вплести в повествование важнейшие вопросы, относящиеся к сфере религии и философии, нередко обращаются к различным малодоступным философским текстам. Это органически переплетается с фабулой, которая от страницы к странице становится все более захватывающей, а повествование — загадочным и интригующим.

…Явление, подобное тому, что случилось в Российской книгопечатной фирме «Товарищество Станислава Гагарина», в мировой литературе и международной практике, повторюсь, не имело место быть.

В уникальном и сногсшибательном по форме и содержанию фантастическом романе-детективе «Вторжение» рассказывается о том, как в наши дни возник вдруг из небытия товарищ Сталин, столкнулся с писателем и издателем, большим мастером книжного маркетинга Станиславом Гагариным, и вдвоем они окунулись в такие приключения, дают такого шороха, что у читателей волосы встают дыбом, а взъерошенный обыватель не спит по ночам, проглатывая обалденный и офуенный роман страницу за страницей.

— Станислав Семенович, — сказал, просто не мог не сказать неадекватному выдумщику, талантливому русскому сочинителю автор этих строк, — вы не роман, а какой-то наркотик придумали… Верите: думал, что меня ничем нельзя удивить, а тут принялся читать в пятницу вечером и только к понедельнику оторвался от «Вторжения» — побежал в редакцию, чтоб позвонить Вам и условиться об этой встрече. Как Вы дошли до подобной темы, как рискнули поставить собственное имя рядом с Вождем всех времен и народов?

— Идея романа пришла ко мне, когда отсыпался в Голицынском Доме творчества после выборов в народные депутаты России.

— Вы их проиграли?

— Во втором круге и с минимальным недобором. Если бы не кампания разнузданной клеветы, которую развязали тогдашние Одинцовский горком и горсовет, стремясь провести собственного кандидата, то бабушка могла бы распорядиться надвое.

— Нет худа без добра. Стань Вы депутатом — не было бы замечательного художественного произведения.

— Возможно. Но тогда бы у меня была возможность бороться за пост Президента России, что я, впрочем, и собирался сделать в случае победы на выборах. Что же до Сталина… Я уже попытался крупно показать его в романе «Мясной Бор», посвященном трагедии Второй ударной армии в тот период, когда ею короткое время командовал генерал Власов.

— Там Сталин у вас вовсе другой…

— Верно. Отношение к Сталину у меня менялось. От юношески-восторженного, он умер, когда мне было уже восемнадцать, и я плакал в тот день, до изумленно-критического после Двадцатого съезда КПСС, затем возникло философско-реалистическое в момент написания «Мясного Бора» и, наконец, забытованно-родственное, когда я на близком, вплоть до кухонного и боевого, уровне откровенно-житейски обращался с Отцом народов.

— И даже перевоплощались в него…

— Превращений, фантастических метаморфоз в романе предостаточно. Мне пришлось побывать в обличьях тираннозавра эпохи мезозоя и муравья-солдата, вождя первобытного племени и комбата морской пехоты, быть заложником мафиози и ликвидатором научного центра ломехузов, где эти агенты влияния космических Конструкторов Зла замещают личности, вторгаются в сознание соотечественников.

Любовь в романе идет рука об руку со смертью, так оно всегда и бывает, особенно в Смутное Время, где год засчитывается за три, как на фронте.

— Наряду с фантастикой у Вас много современной политики, Вы пишете также о собственной издательской практике, предателях, которые обнаружились среди ваших якобы соратников.