Геннадий Александровский: Искатель. 2011. Выпуск № 12

Уволят так уволят. Лишь бы не было войны, как говорила мама.

— Хорошо, Рон, — сказал Беркович. — Извини, я с Леей разговариваю. Перезвони на мой номер через десять минут.

— …с длинной золотой косой? — говорила Мария. — Я помню. Ее Полиной звали, верно?

О чем они говорят? Не было Полины среди моделей.

Забрать у Марии телефон? Но Лея отвечает, она, похоже, совсем проснулась. И что?

Мария отдала Берковичу телефон и забрала свой. Она одна выглядела сейчас спокойной, и Беркович поразился, какими уверенными стали ее движения. «Ах, эти мужчины» — можно было прочитать на ее лице. С оттенком презрения.

Что она сказала Лее? Что сказала ей Лея?

— Мне нужна машина, — у Марии был голос генерала, отдающего приказ о начале наступления. — И водитель. Гриша не годится, он в ауте. Можете поехать со мной?

— В киббуц? — догадался Беркович. — Мы не успеем. Осталось меньше часа.

— Ничего не случится, — отмахнулась Мария. — Но я должна купить Лее куклу.

— Какую? — Беркович подумал о тех, чьи обломки лежали сейчас в криминалистической лаборатории.

— Полину, конечно. Я знаю, где ее продавали. Правда, прошло столько лет… Вы едете или мне взять такси?

— А… — Беркович глазами указал на Вайнштока, сидевшего на ступеньках, опустив голову, и Сандлера, прислонившегося к стене и смотревшего в пространство с видом человека, которому все равно, что произойдет с ним, планетой и всем мирозданием.

— Подождут здесь, — отмахнулась Мария. — Им есть что обсудить, физики…

Она хотела что-то добавить, и Беркович догадывался, что именно.

— Вы не понимаете детской психологии, — говорила Мария, сидя рядом с Берковичем. Машина мчалась по утреннему Тель-Авиву, час пик еще не наступил, и светофоры вяло подмигивали желтым. — А я понимала Лею, но мне не приходило в голову, что она могла влиять на происходившее. Гриша знает физику, но совсем не понимает детей, а я понимаю детей, хотя своих у нас нет, к сожалению, я очень хотела, но… неважно, детей я понимаю, а в физике полный нуль, хотя Гриша и думает иначе, потому что я слушаю его с умным видом и задаю правильные вопросы — по его лицу догадываюсь, какой вопрос правильный, это, знаете, как Вольф Мессинг, он мысли читать не умел, но был очень чувствительный и по малейшим движениям догадывался, так и я — начинаю задавать вопрос, вижу, как меняется у Гриши лицо, и понимаю, каким должно быть следующее слово… Здесь налево, а потом по Алленби до Кинг Джордж.

— Полчаса, — мрачно сказал Беркович, посмотрев на часы на приборной панели.

— Ах, да успокойтесь, ничего не случится, я вас уверяю. Но если мы не найдем Полину…

— Если мы не найдем Полину, — повторил Беркович, совершая запрещенный поворот налево. Если бы на перекрестке оказался коллега из транспортной полиции… Отбились бы, но потеряли время.

— Господи, это же девочка! Второе разочарование будет гораздо сильнее первого! Она начнет заново! И эмоции более сильные, да еще после смерти отца, нет, я не представляю, то есть представляю, каково ей будет, но не знаю эту вашу физику — может, процесс пойдет быстрее, может, нет, может, будут другие куклы, не из камня, а из… ах… из золота, вы представляете золотых кукол, для Леи… здесь направо. Вот этот магазин!

Зазвонил телефон, закинутый в бардачок, и Беркович взглядом попросил Марию ответить.

— Это ваш эксперт, — сказала она, посмотрев на дисплей.

— Включите громкий звук.

Мария нажала на кнопку, и в салоне зазвучал тревожный голос Хана:

— Борис, до восьми часов шесть минут…

— Рон, я веду машину, со мной Мария, мы едем за Полиной, куклой, которую Натан не купил Лее несколько лет назад. Это, конечно, нелепо…

Мария возмущенно фыркнула, и Беркович сказал:

— Мы ничего не понимаем в детской психологии… Короче, я паркуюсь у магазина, не уходи со связи, возможно, придется кое-куда звонить, и… следи за куклами… то есть за обломками.

Это был большой магазин сети «Хэппенинг», на витрине в разных позах стояли, сидели и лежали Барби и Кены в окружении множества красочных открыток, постеров, маек с надписями «Я люблю Тель-Авив», «Первый поцелуй» и огромных, в полметра длиной, карандашей и фломастеров.

Три минуты девятого. Магазин только что открылся («А если бы он открывался в девять?» — подумал Беркович), и молоденькие продавщицы, еще не совсем проснувшиеся, вяло переговаривались друг с другом.

— Сюда, — сказала Мария, направляясь к отделу кукол.

Прошло шесть лет. Наверняка появились другие куклы, нет смысла искать.