Вера Петрук: Индиговый ученик

– Я не закончил его обучение, – едва слышно произнес иман.

– Плохо… – задумчиво протянула Зерге, и из двери запахло табаком. – Мальчишка может стать на сторону Подобного. Но убивать Индигового Ученика – пусть и незаконно выбранного – тоже нельзя. Что ты собираешься делать?

– Лучше спроси меня, что я не сделаю.

– Давно прошло то время, когда я понимала тебя, Тигр, – вздохнула старуха. – Ты не можешь оставить его в школе. Серкеты найдут способ доказать, что он был на боях. И тогда школу закроют, а тебе заставят вернуться в Пустошь. Я всегда хотела, чтобы ты оставил город и ушел к Скользящим. Но я не хочу, чтобы это было против твоей воли. Избавься от слепого драгана. Ты еще можешь написать о нем Канцлеру.

– Зерге, – голос имана внезапно охрип, а Арлинг забыл, что умел дышать. – Пойми меня. Мы с ним, как вода из разных сосудов, которую перелили в один. Разве ты сможешь разделить ее? В этом – несчастье, мое и его.

– Несчастье – это когда человек не умирает, после того как в его жизни поставлена завершающая точка, – отрезала жрица. – Арлинг Регарди ее поставил. Там, на арене. Но почему-то продолжает жить. И более того, был допущен в твой дом снова. Ты прав. Мы не можем убить его, и не можем прогнать. Мы вообще не вправе судить его сами. Его преступление слишком велико. Он должен сам наказать себя. Ты знаешь, о чем я говорю.

– Нет, мать, – внезапно запротестовал иман. – Он к этому не готов.

– К этому нельзя быть готовым. Вспомни, что говорил Махди. Когда ты наказываешь кого-то с состраданием в душе, твои действия безупречны, в них мудрость и смелость. Это спасет нас всех. Обряд халруджи освободит его от связей с тобой и школой. Даже если серкеты убедят судью в том, что твой слепой сумел пройти все три круга, а потом, помутившись рассудком, устроил резню среди зрителей, то они будут иметь дело не с нами, а с тем, кому он поклянется в верности. Однако сомневаюсь, что Скользящим будет до него дело, после того как он перестанет быть частью школы. Став халруджи, мальчишка спасет и себя, и нас. Все его грехи и ошибки останутся в прошлом. Прежний человек умрет, но лишь для того, чтобы уступить место новому.

Регарди все-таки нашел в себе силы подняться и на негнущихся ногах выйти из Дома Солнца, которому сейчас очень подходило это название. Если в Согдарии солнце было жизнью, радостью и светом, то среди бескрайних пустынь Сикелии оно становилось грозным убийцей, несущим смерть – чаще всего, долгую и мучительную.

Он давно не чувствовал себя так скверно. Свежий ночной воздух не помогал. В голове кружилось, к горлу подкатывала тошнота, а в ногах ощущалась предательская слабость. Возможно, то было следствие ранений, полученных на арене, или яда, принятого перед Лалом, или порошков учителя, которые он проглотил совсем недавно, но, скорее всего, то были судороги совести, которая усиленно пыталась выжить, понимая, что умирает.

Дойдя до места, где когда-то стояла будка Тагра, Арлинг опустился на землю и хотел привалиться к знакомому кедру, но запоздало обнаружил, что дерева за спиной не оказалось. Он даже решил, что перепутал место, но от собачьей конуры еще остался запах, который впитался в почву, кусты и скудную траву так сильно, что должен был пройти не один месяц, прежде чем он растворится в окружающем мире.

Арлинг хорошо помнил тот кедр, потому что сам посадил его, когда пришел в школу много лет назад. Это были его первые трудовые уроки. Дерево принялось хорошо и быстро вытянулось, бросив обильную тень на клумбу с пионами. Пятнистый Камень, любивший пионы больше всего на свете, даже собирался срубить его, но на сторону слепого ученика неожиданно встал иман, и кедр остался расти.

Однако теперь вместо молодого гиганта торчал одинокий пенек. Арлингу хотелось думать, что это садовник осуществил свою давнюю мечту, но обманывать себя было трудно. Пятнистый Камень был не причастен к гибели кедра, потому что дерево сломали руками, и Регарди знал только одного человека, который был способен на такое.

Подул ветер, принеся с собой удушливый запах цветущего жасмина. Так же пахло в тот день, когда с ним прощался Сахар – смертью. Однажды Арлинг сказал Беркуту, что в жизни все можно исправить. Неужели он так легко забывал собственные ошибки? Гибель Магды нельзя было исправить, так же как нельзя было изменить то, что он сотворил в заброшенном храме Бхудке.

Все мысли и причины, которые когда-то заставили его согласиться на бои, вдруг стали ничтожными и пустыми. Узнав, что серкеты учили своих адептов чувствовать себя мертвыми с рождения, Арлинг много раз пытался представить подобное, тренируясь в подземелье или выполняя задания имана, когда он сам становился посланцем смерти. Но у него не получалось даже приблизиться к мысли, что он может быть мертв.