Екатерина Лесина: Наират-1. Смерть ничего не решает

— Да… мой тегин. Я имел честь работать со сцерхами под руководством…

— Это не важно. И много сцерхов было?

Вполне достаточно, чтобы возненавидеть. Хотя их-то вроде и не за что, они не виноваты: на людях вся кровь человеческая. А на Туране — еще и сцершья.

— Да, мой тегин. Много.

— Это хорошо. — Тегин поднялся. — У меня тоже сцерх есть. Я самку ему хочу, чтобы не так одиноко было. Тогда, глядишь, и детенышей родят.

— Яйца. — Туран осмелился поднять взгляд. — Сцерхи яйца откладывают.

— Несутся, что ли? Как куры? А ты и вправду специалист, это хорошо. Эй, Куна, слышал? Он специалист и нужен мне. Ищи шпионов в другом месте!

— Мой тегин. — Кырым выступил вперед, заслоняя Турана. — Обстоятельства таковы, что…

Он, поднявшись на цыпочки, но все равно не доставая до уха тегина, что-то зашептал, быстро и судорожно дергая рукой, точно пытаясь уцепиться за воздух и вскарабкаться повыше. А Ырхыз и не подумал наклониться. Слушал он рассеянно, задумчиво, а может, и вовсе лишь вид делал, что слушает.

Пожалуй, на этом личную беседу можно было бы счесть оконченной, да и сам Туран совершенно искренне желал бы убраться с треклятой поляны куда-нибудь. Убраться и хорошенько обдумать внезапную идею.

Но желанию не суждено было осуществиться.

Эта четверка, поднимавшаяся по склону со стороны реки, издали привлекала внимание. Впереди, сминая снег, шел массивный жеребец бусой масти. Морда и грудь его были закованы в металл, в короткой щетке гривы виднелись синие ленты, а края синей же попоны почти касались снега. И плащ на всаднике тоже был синим. Следом, по протоптанной конем дорожке, спешил старик в старой лисьей шубе и съехавшей на затылок шапке. Он нелепо ковылял, опираясь на кривоватую палку, то и дело останавливался, чтобы отдышаться, и снова устремляясь к вершине холма. За ним, подобрав полы красной купы, спешила девушка. Та самая, черноволосая наир, встреченная некогда в Охришках. Майне… Ласковое имя, весьма ей подходящее. А старик, стало быть, Ум-Пан? Палач Шуммара? Раскрасневшаяся на морозе, слегка запыхавшаяся, Майне была чудо как хороша, а былой надменности и следа не осталось. Наоборот, на личике ее застыло выражение растерянное и даже испуганное. Последним, без особой спешки, шел темноволосый мужчина в сером плаще, вывернутом мехом наружу. Был он отчасти сед, но не стар, изуродован шрамом, что начинался под скулой и синюшным, точно набрякшим гнилою кровью, рубцом сползал на шею. В руках мужчина нес гербовый шест, с которого свисали девять разноцветных хвостов-огрызков и три серебряных шнура. Все — обрезанные больше чем на две трети.

— Он с ума сошел! Он точно сошел с ума, — тихий шепот Куны Гыра впечатлил куда больше, чем любой крик. Его посеревшее лицо выражало безмерное удивление и… страх? Куна Гыр кого-то испугался? Кого? Облезлого беззубого старика?

Выбравшись на поляну, всадник спешился. Был он рыжеволос и конопат, и ко всему показался смутно знакомым. Хотя нет, Туран не мог встречать его прежде, просто… Просто мало ли что почудится. Хозяин лошади, сунув поводья и шлем одному из кунгаев, поклонился тегину.

Наконец, добрёл и старик, согнулся в приступе хриплого, каркающего кашля. Он трясся, мотал головой, разбрызгивая слюну, и тегин, шагнувший было навстречу, отпрянул.

— Уберите это!

Ырхыз оттолкнул кама прочь, отпрыгнул и, столкнувшись с одним из шадов, выругался.

— Мой тегин! — взвыл старик, падая в снег. — Мой тегин, милосердия прошу! Милосердия! Прощения прошу! Преломи благославенцу мироносную, дай пищу спасительную покорным подданным, снова прими под руку свою!

Из-под полы драной шубы он вытащил круглую лепешку и протянул Ырхызу. Руки тряслись, и от этой дрожи осыпалась на снег светлые зерна кунжута и темные — мака.

— Милосердия! — тонким голосом подхватила Майне, следуя примеру старика. И поза эта, униженно-просящая, но в то же время исполненная изящества, вызвала острый приступ жалости. И кажется, не только у Турана.

Вытянулся рыжеволосый, положил руку на оголовье меча, то ли красуясь, то ли с трудом сдерживая гнев — знать бы еще, чем он вызван. Замер, окаменел тегин. Подобрался Куна Гыр, мигом забывший о Туране.

— Умоляю, брат мой, преломи благославенцу, — сквозь слезы проговорила девушка. — Одари ею, Всевидящего ради, сестру и деда твоего.

Брат? Она и этот варвар, будущий правитель волохов, брат и сестра? Да быть такого не может! Ни малейшего сходства, которое просто обязано быть между родственниками!