Анджей Сапковский: Кровь эльфов

В теплые безветренные вечера воздух густел от аромата цветов и трав, дышал покоем и тишиной, прерываемой бренчанием пчел и жужжанием больших жуков. В такие часы Йеннифэр выносила в сад ивовое кресло Нэннеке, усаживалась, вытянув ноги далеко вперед. Она часами изучала книги, часами читала письма, которые получала через странных посланцев, в основном – птиц. Иногда просто сидела, уставившись вдаль. Одной рукой задумчиво теребила свои черные блестящие локоны, другой гладила по голове Цири, которая сидела на траве, пристроившись к теплому упругому бедру чародейки.

– Госпожа Йеннифэр?

– Я здесь, утенок.

– Скажи, с помощью магии можно сделать все-все?

– Нет.

– Но многое, верно?

– Верно. – Чародейка на минуту прикрыла глаза, коснулась пальцами век. – Очень многое.

– Что-нибудь действительно огромное… Что-то страшное! Очень страшное?

– Порой значительно более страшное, чем хотелось бы.

– Хм… А я… Когда-нибудь я сумею сделать что-нибудь такое?

– Не знаю. Может быть, никогда. Лучше б никогда.

Тишина. Молчание. Жара. Аромат цветов и трав.

– Госпожа Йеннифэр?

– Что еще, утенок?

– Сколько тебе было лет, когда ты стала чародейкой?

– Хм… Когда сдала вступительные экзамены? Тринадцать.

– О! Как и мне! А сколько… сколько тебе было лет, когда… Ну, об этом не спрошу…

– Шестнадцать.

– Ага… – Цири слегка покраснела, изобразила неожиданный интерес к облаку удивительной формы, висящему высоко над храмовыми башнями. – А сколько тебе было лет… когда ты познакомилась с Геральтом?

– Больше, утенок, намного больше.

– Ты все время называешь меня утенком! Ведь знаешь же, как я этого не люблю. Почему ты так делаешь?

– Потому что я ехидная. Чародейки всегда бывают ехидными.

– Но я не хочу быть утенком… гадким, как в той сказке. Хочу стать красивой. По-настоящему красивой, как ты, госпожа Йеннифэр. Благодаря магии я когда-нибудь смогу быть такой же красивой?

– Ты… К счастью, тебе этого делать не надо… Тебе для этого магия не нужна. Ты сама не знаешь, какое это счастье.

– Но я хочу быть действительно красивой!

– Ты действительно красива. Ты действительно красивый… утенок. Мой красивый утенок. Мой прекрасный лебеденок… Лебеденок…

– О, госпожа Йеннифэр!

– Цири, ты наделаешь мне синяков.

– Госпожа Йеннифэр?

– Слушаю.

– На что ты так смотришь?

– На то вон дерево. Это липа.

– А что в ней такого интересного?

– Ничего. Просто мне приятно ее видеть. Меня радует, что я… я могу ее видеть.

– Не понимаю.

– Это хорошо.

Тишина. Молчание. Душно.

– Госпожа Йеннифэр?

– Что еще?

– К твоей ноге ползет паук. Смотри, какой противный.

– Паук как паук.

– Убей его!

– Мне не хочется наклоняться.

– Тогда убей заклинанием!

– На территории храма Мелитэле? Чтобы Нэннеке вытурила нас в шею? Нет уж, благодарю. А теперь сиди смирно. Мне надо подумать.

– А над чем ты так раздумываешь? Ну, ну, все. Молчу.

– Не нахожу слов от радости. А я уже начала было опасаться, что ты задашь один из своих несравненных вопросов.

– Почему бы и нет? Я люблю твои несравненные ответы!

– Наглеешь, утенок.

– Я – чародейка. А чародейки ехидны и наглы.

Молчание. В воздухе неподвижность. Душно, как перед грозой. И тишина. На этот раз прерываемая только далеким карканьем воронья.

– Их все больше, – задрала Цири голову. – Летят и летят… Как осенью. Отвратные птицы… Жрицы говорят, что это плохой знак… Знамя… Нет. Знамение или как-то так. Что такое знамение, госпожа Йеннифэр?

– Прочитай в Dhu Dwimmermorc. Там целая глава посвящена этому.

Молчание.

– Госпожа Йеннифэр?

– А, черт! Ну что там еще?

– Почему Геральт так долго… Почему он не приезжает?

– Наверно, забыл о тебе, утенок. Нашел себе девочку покрасивее.

– Ох, нет! Знаю, что не забыл! Не мог! Знаю, знаю наверняка, госпожа Йеннифэр!

– Прекрасно, что знаешь. Счастливый ты… утенок.

– Я тебя не любила, – повторила Цири.

Йеннифэр не взглянула на нее, по-прежнему стояла, отвернувшись, у окна и глядела в сторону темнеющих на востоке холмов. Над холмами небо было черным от воронья.

«Сейчас спросит, – подумала Цири, – почему я ее не любила. Нет, она слишком умна для таких вопросов. Сухо обратит внимание на грамматическую форму и спросит, с каких пор я начала употреблять прошедшее время. И я скажу. Я буду такая же сухая, как она, повторю ее тон, пусть знает, что я тоже умею притворяться холодной, бесчувственной и равнодушной, стыдящейся чувств и эмоций. Я ей все скажу. Хочу, должна все сказать. Хочу, чтобы она обо всем знала, прежде чем мы покинем храм Мелитэле. Прежде чем выедем, чтобы наконец встретиться с тем, по которому я тоскую. С тем, по которому тоскует она. С тем, кто наверняка тоскует по нам обеим. Хочу сказать ей, что…