Сергей Слюсаренко: Критерий страха [litres]

– Результаты работы…

– Именем Российской Федерации… – перебил его Степанов.

Глава комиссии строго глянул на него поверх очков, но ничего не сказал.

– …комиссии, – продолжил он, – привели к следующим результатам. Данные средств регистрации станции, включая записи камер и логи компьютерных программ, не позволяют оперативно определить их достоверность. Показания членов команды отличаются полной идентичностью, что может свидетельствовать о преступном сговоре. Медицинские показания всей команды в норме, но…

– Короче – расстрелять, – это уже угрюмо пошутил Тимофеич.

– Но, – докладчик опять метнул гневный взгляд, – в медицинских показаниях присутствуют данные, подтверждающие длительный срок пребывания станции вне орбиты Земли. Мышечный тонус всех членов команды соответствует пребыванию некоторого времени в системе повышенной гравитации. Как известно, конструкция станции «КС-6» предусматривает гравитацию, повышенную, по сравнению с земной, примерно на десять процентов. Выводы комиссии следующие.

Докладывающий положил на стол листочек, с которого он читал, и наклонился к сидящему рядом члену комиссии. Хотя они были все в гражданском, по прическе и выправке было понятно, что оба военные. Посовещавшись, они согласно кивнули, и старший опять начал читать.

– Комиссия из присутствующих здесь членов постановила, – снова пристальный взгляд на сидящий напротив экипаж, – признать данные, полученные с систем наблюдения и регистрации данной космической станции, сомнительными и не принимать как достоверные. Показания членов экипажа станции также отнести к таковым.

– Твою… – раздался голос штурмана.

– Однако! – повысил голос глава комиссии и снял очки. – Факт объективного медицинского обследования показал, что настоящее состояние членов экипажа, а именно их мышечно-рефлекторное состояние, не может быть достигнуто медикаментозно. С учётом того, что последние дни пребывания экипажа на Земле имеют документально подтверждённое хронометрирование, которое говорит о том, что привести экипаж в подобное состояние до полета не представлялось возможным, комиссия признает. Первое – признать факт пребывания экипажа вне Земли на время, ими заявляемое.

– Ох, – раздался Катин вздох облегчения.

– При этом, – докладчик не обратил внимания на эмоции, – разрешить команде находиться на свободе, при условии контроля над перемещениями.

– В нужник не надо отпрашиваться? – мрачно спросил пилот. – А то уже готов подать заявку. За три дня рассмотрят.

Председатель комиссии, раздраженный репликами экипажа, бросил на стол листок, с которого читал, и произнес:

– Команда свободна. При необходимости вас вызовут. Комиссию прошу проследовать за мной.

Малахов и его товарищи остались в комнате, предоставленные сам себе. Ушла охрана, осталась открытой дверь.

– Ну и что это значит? – спросил Тимофеич. – Мы можем идти? И что мы, вообще, можем?

– А кто вас за язык тянул? – Протасавицкий был очень зол. – Трудно было вежливо с комиссией говорить? Прояви мы чуть больше терпения, сейчас бы нас на машине везли в аэропорт. И полетели бы домой. А теперь? Что нам теперь делать?

– Ну… Может, пойдем отсюда? – осторожно, словно опасаясь кого-либо обидеть, предложила Катя.

– Да уж пойдем, – ответил Константин Петрович. – Только куда?

– Давайте пойдем, а потом решим куда, – сказал Малахов. – Я почти уверен, что мы дальше этой комнаты без инструкций начальства не продвинемся. Это же всё поза и демонстрация пренебрежения к нам.

– Да, мы же не будем тут сидеть вечно? – Командир приготовился к решительным действиям. – Пойдем, остановят так остановят.

Но никто не остановил их ни в коридорах, ни на выходе из здания. Более того, на проходной военного городка, в котором, как оказалось, они находились, сонный дежурный просто махнул рукой: «Идите себе».

Пригородная станция Черное была пустынна и тосклива. Экипаж шестой космической станции, первой в мире проникшей через кротовую нору в неизведанную часть Вселенной, грустно стоял на платформе, совершенно ошарашенный тем, что они остались одни и никому до них нет дела. Тут еще начался мелкий дождь с ветром, и хотя над головами была шиферная крыша, капли залетали под нее и оседали противной моросью на одежде и лицах.

Электричек не было, касса, в которой можно было узнать хотя бы о расписании поездов, была закрыта. А телефон-автомат, висевший возле кассы, наотрез отказывался работать без специальной карточки. Когда уже назрело решение дойти под дождем до ближайшего места, откуда можно было бы позвонить, с небольшой круглой площади возле станции раздался протяжный гудок клаксона. Потрёпанный «УАЗ-Патриот-Сталкер» к дополнению к звуковому сигналу помигал фарами.