Алексей Тарасенко: Черный крест

18. Потом мы находим четыре последовательно соединенные коридором комнаты. В первой — ящики с большим количеством плохо окрашенных льняных тканей; во второй комнате — какие-то ветхие сундуки, доверху набитые цветным стеклом; в третьей комнате вдоль по стенам на полках громоздились стопки, судя по всему, медных монеток небольшого диаметра, а в четвертой комнате стояло несколько столиков, на которых в беспорядке были разбросаны какие-то довольно-таки миниатюрные фарфоровые сосуды. По-моему, я что-то понял.

Кто-то, когда-то, зато я точно знаю где — ЗДЕСЬ, видимо, держал один экземпляр — а впрочем, почему один? — зверя.

Интересно, «звери» могут жить стаями, размножаться, образовывать семьи?

Но зверю… зверю нужно жрать. Ежесуточно. И в предпочтении у него — свежая человечинка. Тогда этот кто-то, когда-то, видимо, обладая большими материальными ресурсами, создает это подземелье.

Это же просто: распространить по округе слух о том, что, дескать, здесь есть подземелье, доверху набитое всяким там добром. Лихих молодцев всегда и везде хватало, и вот они начинают прибывать к подземелью толпами. Заходят, а тут — рраз!! — и мышеловка захлопнулась. Молодцы в западне, а зверь несколько дней (или часов) развлекается. И ест.

Хороша теория?

Но, в общем, это лишь мои предположения. Кому мог понадобиться зверь? Опасный и хищный кровосос. А? А почему бы и нет? Пашкевичу и его команде ведь понадобился, а? Так мог и хрен еще знает когда понадобиться — вполне возможно, что то же исключительно «науки ради».

А эти четыре комнаты с «богатствами», муляжами, судя по всему, изображениями шелков, драгоценных камней, денег и благовоний — насмешка некогда жившего злого гения над «лихими молодцами», дескать хотели нажиться — берите! Я думаю, что человек из благих побуждений не будет кормить зверюгу людьми, а тем более — какими бы они ни были, их ведь ожидает мучительная, прежде всего от страха мучительная, смерть — не будет над ними, уже попавшими в западню, смеяться.

Из четвертой же комнаты — а здесь ни дверей, ни ворот, ни люков — коридор нас выводит в квадратный зал, освещаемый, правда, очень слабо, сверху круглым большим «зенитным фонарем». Только без стекол, без переплетов — так, дыра просто.

19. У нас даже немного поднялось настроение, мы стали было думать, что скоро выберемся из этой ловушки. И вот уж часа как полтора не теряли ни одного человека. Саша связывается по рации с ребятами наверху, и вот в окне показываются их головы:

— У нас все готово! — К нам вниз падают две веревки, но потом один из тех парней кричит нам вниз, что хочет сам к нам спуститься, чтобы кое-что здесь закрепить. Саша дает добро, и парень довольно быстро и лихо по веревке на карабинах и на восьмерке, закрепленной у него на груди и на заднице, начинает спускаться к нам:

— Ияяя-хуу!

Когда же он секунды в три достигает середины этой высоты от пола подземного квадратного зала до зенитного окна, видимо, что-то происходит с его веревкой, она обрывается, и парень падает вниз на нас. В лепешку Потом мы, все еще смотря наверх, видим, как оттуда вниз к нам летит второй парень, он-то уже просто падает, он спускаться на веревках к нам и не собирался. А следом — третий, но он уже представлен в двух фрагментах. Нижняя часть — до середины туловища, и верхняя часть — с середины туловища до шеи. А головы нет Затем падает его каска. Потом мы видим, как в окно склонился зверь. Он рассматривает нас своими красными, светящимися глазами, а мы по нему стреляем. В этот момент у этой механической шкатулки кончается завод, и она останавливается.

Бац! Несколько раз — видимо, на прощание — звучит колокол. От его звона дрожит даже упавшая на «шахматный» пол зала пластмассовая каска пехотинца, свалившегося к нам в двух фрагментах.

Странно, но почему-то ко мне возвращается моя старая человеческая реакция на останки людей и кровь, да и вообще на все эти ужасы. Меня начинает подташнивать. А парнишка-медик мне выдает пакетики и таблетки. И еще флягу с водой:

— Примите таблетки сейчас же! — медик, по уставу имеет право приказывать по своей части даже тем, кто старше его по званию.

Возвращение ко мне «нормальной» реакции на «ужасы войны», я думаю, связано с тем, что я полтора дня как начал наконец-то принимать те таблетки, которые мне выдали «в дорогу» врачи в нашем институте. И еще. Мне кажется, я стал кое-что понимать про себя. И это ужасно. Я выпиваю тройную дозу выданных мне таблеток, лишь бы мои ужасные догадки хоть на чуть-чуть, но отсрочились бы.