Array Коллектив авторов - Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник)

– Сокровища нет. Что ты хотель нам сказаль? – с угрозой спросил желчный переводчик.

Дядька Матвей как-то задумчиво смотрел на свои руки. Красивое лицо было спокойным… и страшным. И вдруг по веревке побежал резвый огонек. Матвей стряхнул враз отгоревшие путы и одним движением засунул Пашку себе за спину.

– Я хотел сказать, – медленно произнес он. – …что не заслуживает жизни тот, кто хотел сжечь невинных людей. Не для того вам был дан огонь!

В тот же миг все стены вспыхнули мощно и жарко. Немцы взвыли и кинулись к двери, беспорядочно стреляя. Пашка видел, как пули попали Матвею в грудь, и дернулся подхватить. Но дядька Матвей стоял твердо, а из глаз било беспощадное синее пламя.

Огонь ревел, глотая все звуки – черный и багровый, напоенный яростью и гневом. Снаружи в крышу лупили лиловые вилообразные молнии, про– низывали ее, двоились, троились, рассыпались светящейся сетью и упирались в тлеющий пол. Пойманные ими корчились и падали, а потом их глотало неумолимое пламя. До ступенек не добежал никто.

А Пашка вдруг понял, что смотрит, как со стороны, что его совсем не жалит неистовый огонь, пожирающий скит. Но тут начали рушиться стропила, и что-то больно ударило по голове…

Оклемался Павел к началу зимы. Ожогов на нем не было, а вот контузия оказалась сильная. Лежал он не в своей избе, а у Кузьминичны. Бабка умерла в сентябре. За Пашкой ходила старшая бригадиршина дочь. Она и рассказала парню, как нашла его у околицы с обвязанной головой – неделю спустя после того, как каратели двинулись в Неволин скит. Все думали, что Пашка сам добрался в беспамятстве до села, но он точно знал, что не смог бы этого сделать даже в трезвом уме. Как не смог бы выбраться из горящего скита. Дядьку же Матвея никто больше не видел.

Почти два года Пашка Быков провел в партизанах. А в 44-м, когда пришли наши, вступил в строевую часть. Но вот что странно. После памятных событий в Неволином скиту Пашку перестал жечь огонь. Спички зажигались исправно, один раз даже бикфордов шнур поджег в проливной дождь, когда рвали немецкий эшелон. А вот обжечься – ну ни в какую! Проверяли даже: огонек коптилки уклонялся от Пашкиной протянутой руки. Вначале гадали, а потом Павел обмолвился, как принял огненное крещение в Неволином скиту. Партизаны поудивлялись, недоверчиво качая головами. Комиссар недобро произнес:

– Ты что же, Быков, хочешь нас убедить, что тебе Бог помогал? А ты, смотрю, парень с гнильцой!

Но командир сказал, посасывая самокрутку, что того дядьку Матвея он бы сам принял в отряд.

А вообще-то всем было не до Пашкиных странностей – узнали и забыли. Чудес-то не бывает!

В апреле 1945-го в Берлине горело много и жарко. Горело даже то, что по всему не способно гореть. И сквозь этот огонь наши прорывались к рейхстагу, потому что нужно было во что бы то ни стало закончить эту войну.

Пашка Быков залег за разрушенными фигурами маленького фонтана. Впереди, в одном из окон, оказался на редкость зловредный пулемет, простреливавший все подходы насквозь. Били из окна третьего этажа почти целого и некогда нарядного дома, стоявшего в конце маленькой площади. Здания вокруг теснились плотно, если кинуть гранату с балкона дома, что по левую руку от Павла – пожалуй, как раз попадешь. Но дом уже основательно горел.

– Быков! – позвал комбат. – Ты ж у нас вроде заклятый. Сходи.

Пашка молча пожал плечами. Может, на то ему и нужен был дар дядьки Матвея, чтобы пятнадцать бойцов смогли пережить эти последние дни войны? Свою гранату он уже израсходовал, у ребят нашлось только две. Значит, кидать надо было наверняка.

В доме не то чтобы всерьез полыхало, а было скорее дымно. Сквозь смрадную завесу Пашка подобрался к балкону, благо дверь вынесло близким разрывом, вышел на него и одну за другой точно швырнул гранаты. Пулемет захлебнулся, но в одном из окон этажом ниже застрекотал автомат. Пули цвикнули вокруг, разбивая гипсовые балясины. Пашка поспешно отступил в комнаты, матюгнувшись про себя, и стал раздумывать, что делать дальше. Гранат больше не было.

Внезапно, сквозь треск огня и выстрелов, ему послышалось тихое скуление. Как скулит щенок, потерявший мамкину титьку. Пашка пошел на звук и на кухне под покореженной раковиной нашел мальца лет пяти. Водопроводную трубу побило осколками, она истекала последними каплями воды. Должно быть, пацану казалось, что это самое безопасное место в доме. Пашка так не думал.

Он закинул автомат за спину и поднял малыша. Можно, конечно, подождать здесь. На улице стреляют, а огонь не причинит им вреда. То есть Пашке. Что, если чудо дядьки Матвея не защитит незнакомого пацана? И потом, когда начнет рушиться крыша… спасибо, это мы уже проходили!