Вадим Полищук - Возвращенец. «Элита пушечного мяса»

— Куда я его возьму? У меня и так полный кузов тяжелых!

Сопровождавшая раненых санинструктор пощупала Вовин пульс, положила ладонь на раскаленный лоб.

— Грузите!

Вову впихнули буквально поверх других раненых. Четыре часа спустя, его стянули с трупа, несколько раненых умерли по дороге, не доехав до госпиталя.

Вову положили на лавку в каком-то коридоре, все происходящее он воспринимал с трудом. Сквозь туман и вату в ушах в его сознание с трудом проникали слова: осколок, воспаление, гангрена и самое страшное — ампутация. Нет, нет, только не ампутация! Лучше сдохнуть! Но даже губ не разлепить, слова не сказать. Опять куда-то несут, раздевают.

— Пей, пей, вот так.

Вода не принесла облегчения, наоборот, опалила рот, огнем прокатилась по организму и пожаром разлилась в животе. Да это же спирт! Снова чьи-то руки подхватывают и несут, кладут на что-то твердое. А это что за ночной кошмар? Здоровенный мужик в окровавленной одежде.

— Держите его.

Навалились, вцепились в руки, в ноги. Резкая вспышка боли.

— А-а-а-а-а! Пустите, сволочи!

Не отпускают, держат, а пытка продолжается, и разум пытается ускользнуть в спасительную черноту потери сознания, но не может, не может, не может… Мама, мамочка… Звяканье металла о металл он услышал неожиданно четко. Вроде стало немного полегче. Ну когда, когда же все это закончится?

— Этого уносите, готовьте следующего.

Сознание, наконец, померкло, а может, просто спирт подействовал.

— Марь Иванна, тут новенький проснулся.

Проснулся — это громко сказано, скорее, вернулся в реальность, но еще не до конца. Попробовал пошевелить левой рукой, та отозвалась сильной болью. Хорошо, значит, на месте, не оттяпали. Марией Ивановной оказалась сильно уставшая низенькая женщина, лет сорока, в некогда белом халате.

— Есть хочешь?

— Хочу.

Вовину радость немедленно обломала жестокая реальность.

— Потерпи, обед через два часа.

— Обед?

— Ну да. Ты же сутки проспал. А вообще, операция прошла хорошо, осколок вынули, хирург сказал, что с рукой все будет в порядке. Скоро тебя дальше отправят.

Дальше — это хорошо, рука на месте — еще лучше, а до обеда еще два часа — это плохо. Оглядевшись, он подумал, что попал в местный филиал ада. Видимо, раньше это была школа, а сейчас в классе, где раньше учились детишки, лежали раненые. На тоненьких матрасах, на собственных шинелях, на деревянном полу. Лежали везде, где только можно. Крики, стоны, горячечный бред. Некоторые лежали неподвижно, пойди пойми, живы или уже умерли. Посреди всего этого металась маленькая немолодая женщина в медицинском халате.

На Вовиных глазах двое санитаров вынесли умершего. Выносили, перешагивая через лежащих. Тут же принесли нового раненого и вынесли еще одного. Вова опустил веки и попытался абстрагироваться от всего происходящего и от урчания в пустом животе. Два часа, еще два часа до обеда. Очень долго.

Через пару дней Лопухову стало легче, и он перешел в разряд ходячих. Видел хирурга, делавшего ему операцию. Метр шестьдесят вместе с шапкой, а перед операцией он показался просто огромным, глюки, не иначе. Раненых везли каждый день, госпиталь был переполнен. Тех, кому не хватило места, размещали в домах местных жителей. И смертность. Умирали каждый день, десятками. Прежний госпиталь на этом фоне казался оазисом благополучия. Надо было как-то выбираться отсюда.

— Попробуйте добраться до Саратова, — посоветовала добрейшая Мария Ивановна, — там, говорят, хороший эвакогоспиталь.

Вове выдали документы, в хозчасти он получил талончики на питание. Сказали, что пункты питания находятся на железнодорожных станциях. Утром в компании таких же ходячих Лопухов отправился на станцию. Шел налегке, где исчез сидор со всеми честно нажитыми шмотками, он не помнил. Про Николая он плохо думать не мог, понимал, что обязан ему жизнью. Может, спаситель просто забыл про Вовино добро, может, уже здесь, в госпитале, кто-нибудь сидор прибрал, пока Вову оперировали.

Поселок располагался на берегу соляного озера. Соль здесь добывали еще с допетровских времен, и заводик соляной имелся. Едва подошли к станции, как донеслось хорошо знакомое, хотя и едва слышимое гудение.

— Бежим!

Несколько человек послушались, рванулись к заводику. Там на берегу Вова приметил огромные металлические трубы. В такой трубе ни снаряды авиационных пушек, ни осколки не страшны, только прямое попадание бомбы, но попасть в трубу можно только случайно. Едва забрались, в трубу, как грохнули первые взрывы. Если защитные свойства трубы были на должном уровне, то акустические оказались ниже всякой критики. Какой-то обломок или осколок попал в трубу, та отозвалась басовитым гулом. Раненые, кто успел в ней спрятаться, моментально оглохли и инстинктивно подались подальше от входа.