Василий Сахаров: Граф Мечников

Ждали недолго, дикари с ходу завязали настоящее сражение, и получилось у нас не очередное избиение хищных животных, а реальная битва с сильным, умным и хитрым врагом.

На краткий миг перед нашими укреплениями всё затихло, и эту тишину разорвал громкий звериный рык, который издало человеческое горло:

– Ахрг-гг!!!

Сидящий рядом со мной на КП острога боец зябко поёжился, да и у меня по спине пробежали мурашки от этого яростного и грозного крика, и я отдал приказ командирам подразделений:

– Внимание! Всем приготовиться! Никому не отступать! Боеприпасов не жалеть и не подпускать дикарей к миномётам и гранатомётам!

Офицеры отвечали, что поняли приказ, а я их уже не слушал, так как наблюдал за зарослями винограда, который рос за руинами посёлка. Одновременно густые вьющиеся кустарники поднялись над землёй и двинулись прямо на нас. Сотни и тысячи дикарей вырывали и вырубали зелёную лозу из земли, вздевали над собой и так шли в наступление.

– Миномёты, огонь! – выкрикнул я.

Стоящие в тридцати метрах от временного командного пункта бойцы из группы огневой поддержки услышали меня. Куда стрелять, расчёты знали, и одна за другой мины полетели в эту зелёную штормовую волну, накатывающуюся на нас. Взрывы разметали середину. Появились головы и тела дикарей, и тут же в эту волну ударила пехота, которая встретила противника всем, что у нас имелось. Мы били и крушили их без всякой жалости. Но всё же против тридцати тысяч врагов, из которых в атаку пошло больше половины, нас было мало, и неоварвары пробили нашу хлипкую оборону, вломились в развалины и дорвались до ближнего боя.

Воины отряда схватились с дикарями в рукопашной схватке. Никто не отступал, и чаша весов заколебалась. Видимо, фортуна выбирала, чью сторону сегодня занять, и я решил ей помочь: собрал всех бойцов, кто был под рукой, и вместе с разумными псами и телохранителями кинулся в самую гущу сражения. Этого небольшого подкрепления, которое ударило в решающий момент и огнём десятка стволов выкосило около сотни врагов, хватило, чтобы сначала переломить, а затем выиграть бой. И дикари, так и не одержав победы, снова отступили. Вслед им продолжали бить миномёты, пулемёты и АГСы из руин домов, а потерявшая до трети своей численности орда развернулась и через Фонтенову, опять обходя Соколовку, направилась обратно в сторону Палас-де-Рея.

Наши разведгруппы их не преследовали, на это не было никаких сил. Все мы после долгого и яростного боя вымотались до такой степени, что бывалых воинов от перенапряжения покачивало. А я после отступления неоварваров, припадая на раненую ногу, долго ходил по оставшемуся за нами разрушенному посёлку и смотрел на наших убитых и раненых воинов: на парня из последнего набора, прибывшего из Краснодара, который с перебитым хребтом корчился в ужасной агонии и его никто не хотел добивать, на мощного богатыря скандинава с разбитой грудной клеткой, пускающего кровавую пену изо рта, на истекшего кровью сицилийца из охранного отделения острога, которому оторвало ноги, и на лежащего рядом с ним испанца, превращённого дубинами и клинками дикарей в бесформенную груду мяса и костей.

Да, мы готовились к боям. Но недооценили противника, который оказался гораздо умнее и хитрее своих собратьев из других дикарских племенных образований. «Зверьки» не стали биться лбами в нашу оборону под Соколовкой, как это сделали их собратья под Волчанском. Они маневрировали, вели активную разведку и жалели своих женщин и детей, которых я практически не видел в бою. А когда вожди и шаманы поняли, что, даже получив помощь от другой орды, они не могут нас победить, не погибнув сами, то не стали класть своих соплеменников рядками под наши пулемёты, а отступили. В первую очередь это говорит о том, что лидеры этой массы дикарей, которую мы обозначаем как «орда», слишком умны для обычных животных. Нечто подобное, про хитрых и мудрых вожаков, отличающихся от всех других, я уже слышал, и совсем недавно. Но где и от кого, в тот момент, вдыхая кисло-резкие запахи сгоревшего пороха с приторным кровавым оттенком, вспомнить у меня не получалось. Передо мной стояли остекленевшие глаза мертвецов, которые ещё утром были живыми людьми и смотрели на меня как на командира, а я действовал на автомате, отдавая приказы и заставляя людей преодолевать свою слабость, выходить из ступора и действовать.

Понемногу воины отряда приходили в себя, и кровавый хаос битвы уходил прочь. Многочисленным раненым оказывали первую медицинскую помощь, своих убитых оттаскивали в сторону и складывали у бетонных стен острога в центре поселения, а ко мне подходили сержанты и офицеры, которые докладывали о наших потерях. Информация скапливалась, и в первых ночных сумерках, когда собрался совет офицеров, я уже знал точную цифру потерь отряда за двое суток боев против орды из Палас-де-Рея и их помощников из Фонсаграды.