Николай Петри: Зеркало в руках

Несколько раз волк спускался к реке, в надежде спастись от обжигающего ветра. Но идти по обледенелым камням не смог - раненая лапа напоминала о себя каждый раз, как только проваливалась мягкими подушечками на острые ледяные иглы под тонким настом. Приходилось вновь возвращаться на тропу, в который раз удивляясь непонятной настойчивости двуногого в выборе пути: его дымное родовое логово находилось совсем в другой стороне! Почему же тогда он с таким упорством идёт в долину, куда звери никогда не ходят?

Однажды волк пересёк лисий след и недолго покружил по нему, загораясь азартом охоты. (Никто лучше лисицы не знает все луговины, занятые поселениями полёвок, поэтому её путь всегда ведёт прямиком от одного гнезда к другому; держась боком к ветру, хищница прекрасно чует запах гнёзд и слышит писк зверьков под снегом.)

Волк хотел последовать за лисицей, но, внимательно обнюхав след, передумал. Лиса была вконец измучена, сильно ранена или больна - она с трудом волочила хвост понизу, вместо того, чтобы нести его легко и бережно, редко-редко касаясь янтарно-рыжим кончиком поверхности снега, как это обычно делает здоровая особь.

Волк коротко зевнул, быстро огляделся по сторонам. Ему показалось будто вдалеке, под замёрзшим деревом, где жгучий ветер с севера курит снежным дымком над застругами, он увидел щурящиеся янтарные глазки лисицы.

Волк сделал несколько торопливых прыжков в ту сторону, но вдруг остановился, осознав, что больная лиса была так же одинока, как и всё в этом умирающем мире...

И снова тропа. И снова ветер. А впереди - долгая ночь в надсадно стонущем от ветра лесу.

Наконец, безлесье кончилось. Урман призывно распахнул свои медвежьи объятья. Сразу стало тише и теплее. Ветер продолжал бесноваться где-то в вершинах деревьев, заставляя огромные стволы лиственниц скрипеть и угрожающе раскачиваться. Но внизу, в подлеске, ветер ощущался слабо, лишь изредка кидаясь колючим снегом, да незлобиво ломая тонкие сухие ветки.

Волк повеселел. К утру стихия угомонится, и он славно поохотится. Даже если ничего не поймает ночью, утром ему повезёт обязательно - после такой пороши будет много свежих следов, и он легко отыщет фазана или куропатку, не успевших перелететь с первой после ночлега кормёжки на новую.

Скоро совсем стемнело. Волк стал осторожнее.

По опыту он знал: двуногий ни за что не продолжить путь ночью. Где-то впереди он готовит себе временное логово, отгораживаясь от холода стеной огня. Быть может, именно сейчас он достаёт из сумки пахнущие дымом куски мяса и кладёт их рядом с костром, чтобы они стали горячими, как кровь только что убитого зайца. Потом он немного подождёт, пока пламя костра не вытопит бусинки жира, и они не закапают в огонь, скворча и фонтанчиками разбрызгивая остывающую золу. Волк не однажды издали наблюдал за двуногими, поэтому хорошо знал, как они поступают со своей добычей.

Ещё несколько коротких переходов по рыхлому снегу, и волк далеко впереди увидел отблески костра. Но много раньше он уже почувствовал кислый, едкий запах дыма и подходил к лагерю двуногого не по его запорошенной снегом тропе, а с безопасной подветренной стороны.

Предосторожность не была излишней, потому что запах ирбиса нет-нет, да возникал на отдельных участках пути. Волк почувствовал внутри себя глухое недовольство. Если сам он следовал за двуногим ради остатков его пищи, то снежный барс откровенно охотился на обладателя дымной шкуры. А это было неправильно. Все звери в долине знают: двуногие - хозяева мира. Так было всегда. Этого никто никогда не оспаривал, как и то, что волк охотится на зайца, а не наоборот. Но вот наступают странные, небывалые, дикие времена, когда приходит сильный, беспощадный, наглый в своей уверенности чужак и могучими челюстями рвёт привычный мир в клочья.

Только теперь волк понял, почему он всё это время так настойчиво следовал за двуногим. Ему вовсе не нужна его пища, и притупившееся за долгие годы странствий игривое любопытство тоже ни причём. Волк пошёл по дымному следу только потому, что двуногим заинтересовался ирбис. Снежный барс - незваный чужак - не должен чувствовать себя хозяином в долине, где многочисленные стаи волков (его волков!) проводили множество стремительных удачных охот. Вся эта долина принадлежит двуногим, немного - волкам, совсем чуточку - остальной мелкой живности. Но она никогда не принадлежала северным кошкам!

Волк успокоился. Он понял, что давило и угнетало его с момента встречи со старым лосем. Успокоившись, он стал вести себя как мудрый вожак, у которого за спиной свора волчат несмышлёнышей, ещё ничего не знающих о тяжёлой жизни за пределами логова. Волк, насколько позволяла осторожность, подобрался к дымной завесе и стал наблюдать.