Олег Бажанов: На изломе

– Кто же после контузии пьет? Умереть захотелось? – по-отечески пожурил Иванова доктор. – В реанимацию!

Александр потерял сознание…

Иванов очнулся в незнакомой палате. Он лежал, укрытый простыней по грудь. В вену на руке была вставлена игла капельницы. Он осмотрелся. Кроме него, в палате стояли еще четыре койки, которые были заняты. Лежащие на них люди не подавали признаков жизни. Что-то тихо шелестело, гудел какой-то аппарат. «Реанимация», – понял Иванов.

Неслышно зашла пожилая женщина в белом халате. Иванов хотел спросить про письмо, которое не успел прочитать. Но вместо слов у него вышло только мычание – слова не выговаривались. Он поднял свободную руку и призывно махнул ей. Женщина, обратив внимание, подошла.

– Вам что-то нужно? – тихо поинтересовалась она.

Иванов еле заметно кивнул и жестом показал, что хочет написать. Он уже понял, что не может говорить. Женщина отошла и вернулась с тетрадью и ручкой.

– Попробуйте написать, – она держала тетрадку так, чтобы Иванову было удобно выводить буквы.

Александр вывел корявым почерком одно слово: «Письмо».

Женщина удивилась:

– Вы хотите написать письмо?

Иванов отрицательно покачал головой и показал на грудь.

– Не понимаю… – вздохнула женщина.

Проверив капельницу, она вышла из палаты.

Через три дня Иванова вернули на его место в общую палату.

– Здорово, летун! – радостно приветствовал его Виктор. – Пока ты неделю отсутствовал, Василий выписался. Привет тебе от него большой и от его супруги тоже. Держи их адрес – тебе оставили.

Десантник достал из тумбочки сложенный тетрадный листок и передал Иванову. Тот кивнул в знак благодарности.

– На месте Василия теперь новенький – связист, – продолжил Виктор.

Иванов посмотрел в сторону кровати. Она пустовала.

– Он ходячий. Гуляет, – Виктор внимательно смотрел на Иванова: – А ты, говорят, не разговариваешь?

Иванов кивнул.

– Да!.. – тяжело вздохнул товарищ. Потом его лицо просветлело: – А у меня радость! Протезы мне везут! Скоро выписываюсь.

Иванов улыбнулся и понимающе посмотрел на друга.

Через неделю Иванов в госпитальном костюме сидел в большом зале перед комиссией из пяти пожилых врачей.

Председатель комиссии, просмотрев историю болезни, проинформировал остальных:

– Случай тяжелый, коллеги. Серьезнейшая контузия. Пациент шел на поправку, но какое-то нервное потрясение, усугубленное принятием алкоголя, сделало свое дело. Координация нарушена незначительно, но пациент не может говорить. Как долго это продлится, сказать трудно: может – год, а может – и всю жизнь. Возможно ухудшение зрения и слуха. Надеюсь, коллегам понятно, что здесь очевидна группа инвалидности. Комиссуем.

Сидящий рядом с председателем доктор посмотрел на Иванова:

– У пациента есть вопросы?

Иванов отрицательно покачал головой.

Председатель еще раз пролистал толстую папку и посмотрел на Иванова:

– Случай небезнадежный, молодой человек. Но необходимо себя беречь. Никаких нервных потрясений, алкоголь исключить. Вам понятно?

Иванов кивнул.

– Ну что ж, готовим к выписке… – произнес председатель.

Когда Иванов с небольшим чемоданом, одетый в военные брюки и рубашку с погонами, чуть прихрамывая, вышел из дверей госпитального здания, опираясь на резную трость, подаренную Виктором и Оксаной, на улице шел дождь. За бывшим военным летчиком первого класса гвардии майором Ивановым тихо закрылась дверь приемного покоя, и он оказался один под прохладным сентябрьским дождем. Он остановился и поднял лицо к небу. Падающие капли, словно из душа, секли не больно, ударяя по щекам и закрытым глазам. Это даже бодрило. Постояв немного, Иванов в последний раз оглянулся на госпиталь и пошел к выходу. Уже почти дойдя до проходной, он остановился от неожиданности. У двери под навесом он увидел девушку. Александр всматривался в такой знакомый силуэт и не верил своим глазам: там стояла Тамара. Похудевшая, в ярком платье, в туфлях на каблуках, с модной прической, она совсем не походила на ту Тамару, которую он знал в Моздоке. Сейчас тут стояла красивая молодая женщина. Поняв, что он ее узнал, Тамара сделала шаг навстречу. Капли дождя стали падать на ее прическу, лицо и платье.

А Иванов все стоял и стоял. И не понимал, почему катящиеся по лицу капли дождя такие соленые…