Гул нарастал и теперь исполнился уже такой несомненной силы, что тысячи собравшихся на площади воинов вскорости не могли бы сдерживать нервное напряжение. Когда давление достигло предельной точки, ожидаемо и, тем не менее, неожиданно для всех с Васильевского спуска вывернулся крайне непривычно выглядящий биплан — с гнутыми крыльями, расположенными не горизонтально, но вертикально.
Странный самолёт за доли секунды преодолел последние метры до площадки перед Мавзолеем, резко затормозил в воздухе и столь же резко снизился. Видимо, пилот не вполне справился с управлением, потому что у самой земли машину чуть повело и одна из плоскостей зацепила брусчатку. Яркий сноп искр пронёсся вслед за крошащейся о камень кромкой крыла.
Самолёт развернуло боком и понесло на упитанного человечка. Вереща и подпрыгивая, тот попытался убежать от взбесившейся машины, но было поздно: тяжёлый аппарат нагнал человечка, запнулся о выступающий среди прочих булыжник мостовой и, теряя остатки скорости, медленно завалился на бок.
Изогнутое крыло нижним сегментом навалилось на человечка.
Послышался визг.
Послышался хруст.
Послышался аппетитный влажный всхлип.
Машина, как будто сошедшая со страниц фантастического романа, пару раз качнулась на крыле, надёжно утрамбовывая остатки упитанного человечка, и, словно выполнив некую обязательную для всякого фантастического персонажа задачу, грузно опрокинулась в исходное положение.
В толпе за ограждением охнула некогда глупая, а теперь поумневшая и осунувшаяся девушка Зинаида. Машинально схватилась было за висевшую на боку санитарную сумку, да тут же убрала руку: перебинтовывать и поливать карболкой было уже некого.
— Товарищ Сталин, — срывающимся голосом возвестил Лаврентий Палыч, — раздавлен член военного совета Хрущёв.
— Бывает, — сказал Сталин. — Пойдём-ка, Лаврентий, осмотрим самолёт.
* * *
Дверь бомболюка заклинило, и Коле пришлось высаживать её ногами. Меч Старкиллера решили на площади лишний раз не демонстрировать: мало ли, вдруг иностранные репортёры кругом, да и вообще.
Он вывалился за борт и осмотрелся. Иностранных репортёров не наблюдалось. Со всех сторон на него уставились тысячи сердитых красноармейских глаз, а чуть поодаль даже стояло несколько танков, поэтому Коля на всякий случай громко сказал в отсек.
— Выходите, товарищи, здесь все свои, советские!
Рана на лбу опять открылась, но кровила совсем слабо-наверное, рано или поздно даже крови надоедает вытекать без толку. Коля собрал прямо с мостовой немного тонкого снега и с наслаждением провёл ладонью по лицу.
— Половинкин, включи голову! — донеслось из люка. — Помогай давай!
Он помог выбраться Гхмертишвили, потом протянул руки Юно. Старкиллер, конечно, спрыгнул сам.
— Принимай, — сказал Мясников, и через край люка перевалились завёрнутые в портьеру ноги Гитлера.
Коля со Старкиллером подхватили неожиданно тяжёлый свёрток, начали было опускать аккуратно, но затем посмотрели друг на друга, обменялись понимающими улыбками и не сговариваясь разжали руки.
— А чего это он у вас опять скулит? — спросил Мясников, спрыгивая на землю, но увидал подходящую к самолёту группу людей и мгновенно подобрался:
— Отделение, становись! Р-равняйсь! Смирно! Равнение на Верховного главнокомандующего! Товарищ Верховный главнокомандующий! Особая сводная группа Ставки…
— Вольно, — сказал Сталин, отдавая честь и протягивая руку.
— Вольно, — продублировал команду майор, — командир группы майор государственной безопасности Мясников.
— Тот самый, — из-за плеча Сталина негромко сказал Берия.
Иосиф Виссарионович усмехнулся в усы.
— Докладывайте, товарищ тот самый Мясников. И без формализма, а то мы тут окончательно замёрзнем.
— Докладываю, — не моргнув глазом доложил тот самый Мясников. — Ваше приказание выполнено. Осуществлено проникновение в логово фашистского зверя, освобождён представитель союзников — одна, захвачено в плен фашистов — один, убито фашистов — десятка два, товарищ Сталин, забросано гранатами фашистов — много, целый актовый зал.
— На здании берлинской Рейхсканцелярии в честь праздника Седьмого ноября установлен красный флаг, — раздался с другой стороны их коротенькой шеренги негромкий весёлый голос.
— Старший лейтенант Гхмертишвили, — без малейшей запинки произнося фамилию грузина, отрапортовал Мясников.
— Гхмертишвили?.. — удивлённо переспросил Сталин, всем корпусом поворачиваясь на голос. Лаврентий Палыч возмущённо поперхнулся. — «Гхмерти»?! Ах ты засранец!
Читать дальше