Дмитрий Старицкий: Кровь и почва

— На «Рецком стекле». И не всегда стандартное. Иные заказывают особо что-то вычурное. Чтобы не так как у других. Видела даже совсем стеклянные лампы. Все стеклянное кроме механизма. Уровень керосина в витом бачке видно. А сам бачок на фигурных лапах стоит. Стекло сквозь стеклянный абажур надевается. И все из стекла разных цветов. Красиво.

— Купила себе?

— С нашими тремя хулиганами в доме? Раскокают моментом. Так что обломала я свои хотелки.

— А сюда в кабинет?

Альта засмеялась.

— Даже не подумала о таком. Лампа же есть, — кивнула она на стандартное медное сооружения с тремя семилинейными плоскими фитилями и полированным отражателем, что стояло на ее письменном столе.

— Молодец. Герцог будет доволен, — улыбнулся я. — Накрути хвоста управляющему «Хозбытом», чтобы для наших кузнецов не было никаких проблем с приобретением этих механизмов. Но чтобы на перемычках между фитилями обязательно стояла надпись «Кобчик-патент». И чтобы заметно было.

— Понятно. Что все-таки будешь решать с дорожными машинами?

— Мы потянем блокирующий пакет?

— Потянем, если покупать не на бирже, хотя бы основную часть, а по предварительной подписке, — чувствовалось, что эту проблему Альта уже обсчитала заранее.

— Так и сделаем. Следи за сроками. А я попытаюсь подгадать к этому сроку эшелоны с бывшими пленными возвращающимися из республики. Мойсу озадачу. Тогда продавим ценой и тендер на строительство новых цехов. Как раз основные кирпичные работы по новому мартену закончатся в Калуге.

— У тебя лишние рельсы будут?

— С нового мартена?

— С него.

— Если и будут то немного. Вахрумка все, что не положит на шпалы, складирует на всю длину пути. А тебе зачем?

— Так, на бартер. Не бери в голову.

Альта встала, обошла стол и села ко мне на колени.

— Я хорошая девочка? — вскинула нос к небу.

— Очень, — сказал я, ничуть не покривив душой.

— Я заслужила поцелуй и ласку?

— Конечно, — ответил я и стал ее целовать. Отдышавшись, спросил, не убирая руки с ее груди. — А где? А тебя тут даже дивана нет. До дома мы точно не дотерпим…

Тут мы оба прыснули, задавив непроизвольный хохот.

— Идея! Идем в отель напротив, — предложил я.

— Савва, мне неприлично ходит в отель с мужчиной, — возмущенно замотала головой Альта.

— Плевать. Все и так знают, что ты моя ясырка.

Женщина расцвела.

— Ну, если так, то я согласна. Но чтобы обязательно было новомодное игристое вино, — и Альта с готовность вскочила на ноги — Пять минут я только бумаги в сейф уберу.

Игристое вино дорогое, но мне для Альты ничего не жалко. Все же волочет она на себе все финансы моего добывающего-промышленно-торгово-транспортного и сельхоз конгломерата.

Игристое вино стали делать в некоторых предгорных имениях плененные на фронте республиканские виноделы. Все что для этого нужного у нас и так было: виноград, прохладные подвалы, пробковый дуб, тонкая медная проволока, оловянная станиоль. Не было соответствующей технологии. Разве что еще подхлестнули попутно производство бутылок в стекольной промышленности Реции. Но и там было все что нужно и необходимые кадры в наличии плюс стеклодувы из пленных. Просто показали, какая именно бутылка должна быть: тяжелая, зеленого железистого стекла с вогнутым донцем и слегка наклоненным горлышком. Последнее от тяжести самой бутылки, когда ее вертит на своей духовой палке стеклодув.

С нынешнего весеннего сезона игристые рецкие вина появились в столичной продаже. Белые и разовые. Сухие и полусладкие. С трех винзаводов при замковых виноградниках — шато, как говорили на земле французы. Стоили такие вина дорого но они того стоили. На шампанское были похожи мало, скорее на цимлянские вина.

А то, что женщины обожают шампанское я и по прошлой жизни на земле знал. Правда, не все. Моя хохлушка Олеся предпочитала водку. И с каникул из дома обязательно привозила горилку медовую с перцем. Домашнюю. Самогонную.

Горец 5 временно заморожен.

Выражение «страдать хернёй» появилось среди русского народа в первую мировую войну, когда косящие от армии получали за взятку диагноз «hernia» — грыжа и соответствующее освобождения от армии.

Эпиграмма Джона Харрингтона (1561–1612). Перевод С. Я. Маршака.

Солтир — косой крест в геральдике. В русской традиции его чаще называют Андреевским.

А. Твардовский. "Василий Тёркин".