Алексей Вязовский: Я спас СССР. Том I [litres]

– Точно! Шли три парня по улице. Ведь известно, что их трое было? Из малявы? Известно. И вот один говорит своим друзьям: – Ребят, а не хотите денег? – Те, конечно, не отказываются. И ребята так удачно заходят в нужный двор, в нужный подъезд нужного дома. Поднимаются на правильный этаж, ломятся в правильную квартиру, глушат двоих не самых хилых граждан и через три часа с чемоданами, полными денег, спокойно растворяются на просторах Москвы. Удачно все сложилось, правда?

Лейтенант сидел, опустив глаза.

– Ты, Алексей, не расстраивайся. Тут чувствуется серьезная подготовка. Меня даже не сами эти парни интересуют, а тот, кто их таким фокусам обучил. Вот с этим «тренером» я бы очень вдумчиво пообщался. Кстати, что у нас по гражданам, живущим не по средствам? Молодежь меня интересует.

Лейтенант достал из папки еще несколько машинописных листов. Полковник углубился в чтение.

– А почему возле этой фамилии большой знак вопроса?

– Так это студент, которого Петрович просил поизучать. Он же поэт и писатель…

– Ну и какие к нему вопросы?

– Да вопросы больше не к нему. Хотя деньгами последнее время швыряется красиво.

– А к кому тогда?

– Вы понимаете, Юрий Борисович, когда я материалы на этого поэта запрашивал, мне очень четко и недвусмысленно сказали, что Русин находится под генералом Мезенцевым. И да. Он у нас на Лубянке был дважды. Первый раз его «семерка» у иностранной журналистки поймала. Второй раз с ним Семичастный встречался. Насчет его романа «Город не должен умереть».

– Да, да, читал первые главы в «Новом мире», – задумчиво произнес полковник, вращая пальцами ручку по столешнице, словно рулетку.

– А тут интересная игра вырисовывается. Ты знаешь, что Захаров терпеть не может Мезенцева? Ему его в замы в Президиуме навязали, после скандала с Семичастным…

Измайлов размышлял. На его широком лбу собрались морщины, глаза застыли, уставившись в одну точку.

– …Этот Русин, я смотрю, тот еще пострел – везде поспел. И у воров засветился, и у нас. Значит, так. Поэта этого в разработку. Дело оперативной разработки мне на подпись. Срочно. И напиши рапорт.

– Что в рапорте писать? – ручка лейтенанта опять замелькала в записной книжке.

– Мне тебя учить? По сообщениям агента Тихого, внедренного в банду вора в законе Хмурого. И дальше как обычно.

– А как же Мезенцев?

– Мы его через Захарова обойдем. Лично запишусь на прием. Имей в виду, работать надо будет крайне осторожно. Если будут материалы, то докладывать мне сразу…

В этот момент полковник Юрий Борисович Измайлов меньше всего походил на профессора университета.

– Высоко взлетел, Леша – больно падать будет.

Мезенцев перехватил меня в огромном фойе Кремлевского дворца съездов. Наступило 14 июля. Дата моего триумфа. Я выступаю перед лучшими людьми страны. Тысячи из них сейчас вокруг меня регистрируются в качестве депутатов, покупают литературу в киосках, болтают друг с другом… Да, доклад мой формален и скучен. Написан большей частью в секретариате Союза писателей, тщательно вычитан Фединым и в ЦК. Там же кастрировали все живое, что еще к тому моменту в нем оставалось. Но тем не менее трибуна Верховного Совета СССР – между прочим, высшего законодательного органа СССР – станет моим трамплином во власть. Так я думал, пока меня не поймал генерал.

Мезенцев так же, как и я, одет в строгий костюм. У нас даже цвет галстуков совпадает – синие в полоску.

– Я просил тебя не отсвечивать месяц! – Разгневанный Степан Денисович загнал меня в угол фойе, взял за пуговицу пиджака. Окружающие удивленно смотрят на нас. Мы переходим на шепот.

– А что я мог сделать?! Брежнев сам предложил мою кандидатуру. Отказываться?

– Ты понимаешь, что, если что-то пойдет не так, я не смогу тебя защитить?

– А что может пойти не так? Доклад утвержден в ЦК, его сама Фурцева вычитала.

– Не придуривайся, Леша. Я не о докладе.

– А о чем тогда?

– По тебе начата оперативная разработка в ВГУ!

Этот удар я сношу стоически. Цеховики, фарца или… Так, успокоиться. Глубокий вдох. СЛОВО молчит, значит, непосредственной опасности нет. Кто-то на меня роет. Ничего страшного, в Союзе все под колпаком были, на всех папочка копилась. На меня просто чуть больше. И чуть быстрее надо с планами моими двигаться.