Игорь Журавлёв: Метанойя

— Начальник, — привычно начал качать права Кирпич, растирая затекшие запястья, — что за кипишь? По какому праву? Мы мирно отдыхали с кентами в ресторане…

Майор кивнул стоящему позади Кирпича омоновцу, и тот сильно врезал бандиту прикладом автомата по ребрам. Тот взвыл так, что стоящие на улице его коллеги вздрогнули и вжали головы в плечи.

А майор негромко произнес:

— Одно слово без моего разрешения — один удар прикладом по ребрам. Если понял, кивни.

Сжавший зубы и стонущий от боли Кирпич быстро и понятливо закивал.

Майор положил перед ним чистый лист бумаги, авторучку и тихо произнес:

— Расклад такой, Кирпич. Или ты прямо здесь и сейчас собственноручно пишешь расписку о добровольном согласии работать на органы правопорядка, и в этом случае мы тебя отпускаем на волю. Либо, в случае отказа, ты будешь немедленно расстрелян без суда и следствия. Прямо здесь, на поляне, и здесь же закопан без всяких могил и памятников. Можешь говорить.

— Ты не сделаешь это, начальник, это полный беспредел.

— А вот сейчас мы это и проверим, — хмуро ответил майор. — Итак, твое решение.

— Да пошел ты на х… сука легавая! Чтобы я под ментов лег? Да не бывать такому никогда в жизни, понял, мусор?!

И Кирпич, изловчившись, смачно харкнул в лицо безымянному майору.

Тот спокойно достал платок из кармана галифе, вытер лицо и деревянным голосом произнес:

— Это был твой выбор, гражданин Кирпичев. Могу сказать напоследок, что хотя я и ненавижу всю вашу бандитскую свору, но твой выбор уважаю. Однако у тебя свои принципы, а у меня свои.

И, взглянув на омоновцев, жестко скомандовал:

— Расстрелять!

Растерянный Кирпич никак не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Когда его под руки выволокли из палатки он только и мог, что повторять севшим голосом:

— Беспредел, братва, беспредел…

Его подвели к провалу рва и сразу двое стоявших рядом автоматчиков полоснули по нему длинными очередями. Авторитетный вор "дядя Слава" как сломанная кукла свалился в темноту.

Бандитские шеренги замерли, затаив дыхание. Автоматчики, окружающие их, напряглись и подняли автоматы. А из палатки донесся голос:

— Следующий!

И так почти до утра. Стоит сказать, что лишь еще один из бандитов оказался или слишком идейным или слишком тупым, а потому лег рядом с Кирпичом, насквозь прошитый автоматными очередями. Остальные безоговорочно написали расписки о сотрудничестве с органами МВД, получили оперативные псевдонимы, были вывезены и высажены у ближайшей железнодорожной станции.

Так в Европейско-Азиатской Федерации на корню была уничтожена первая и последняя попытка организованной преступности выйти из подполья. В этом варианте истории никто не узнает словосочетания "лихие девяностые". И те, кто совсем в другом варианте истории не пережил эти самые "лихие 90-е", думаю, одобрил бы это, что уж тут вилять, конечно, — полное беззаконие.

— Как ты думаешь, Егор, что самое главное в жизни? — неожиданно спросила Ольга.

Капитан Соколов, такого вопроса не ожидавший, пожал плечами и, не особо задумываясь, ответил вопросом:

— Может быть, свобода?

— Я знала, что ты это скажешь, — кивнула Ольга, многие говорят, что главное — свобода. Но что такое свобода? Чтобы понять это, для примера давай возьмем двух человек. Один из них — преступница, не вылезающая из тюрем и лагерей. Другой — никогда не сидевшая женщина, хорошая жена и примерная мать. Кто из них более свободен? Вопрос, на первый взгляд, кажется риторическим, ведь очевидно, что более свободна та, которая не в тюрьме. Но давай присмотримся к жизни этих двух женщин более внимательно.

Итак, перед нами женщина, которая замужем уже пятнадцать лет. На первый взгляд, ее жизнь удалась. Она свободна и теоретически может делать то, что хочет и поехать куда хочет. Это теоретически. А практически?

Практически каждый день она встает в шесть утра для того, чтобы приготовить завтрак мужу и детям, самой привести себя в порядок, накраситься и одеться перед работой. Потом она несется на работу, поскольку постоянно боится не успеть, — в переполненном транспорте или в дорожных пробках, если у нее есть автомобиль. Уже достаточно взмыленная она врывается туда, где зарабатывает на жизнь — уф, успела! А дальше восемь часов, загруженные работой в офисе или на фабрике — не важно. Но вот пять часов вечера — конец рабочего дня, однако она все еще на работе, потому что не успела доделать что-то, порученное начальством.