Андрей Посняков: Довмонт. Неистовый князь

– Убегают, трусы! Ну-ну, – довольно хмыкнув, кунигас тут же послал часть дружины наперерез.

Всадники в тяжелых пластинчатых бронях – лучшие витязи Герденя – погнали коней через луг. Неслись так, что трава летела из-под копыт… Быстрее! Быстрее! Скорей…

Оп! Всадники вдруг споткнулись. Лошади падали, проваливались, хрипели и ржали, ломая ноги и шеи. Кто-то из вылетевших из седел всадников поднялся… а кто-то – и нет.

– Засада! – прозвучал запоздалый крик. – Засада! Тут ямы везде… колья…

А со стороны леса уже неслась кованая рать Довмонта! Развевались знамена, сверкали кольчуги и шлемы, разноцветные попоны и чепраки превращали коней в сказочных драконов. Задрожала земля… Впереди на гнедом коне скакал широкоплечий мужчина в немецком панцире и золоченом шлеме. Алый плащ развевался за его плечами, в руке сверкал меч, треугольный щит был расписан золотым и зеленым – цветами Утены и Нальшан, цветами князя Довмонта.

– Вот он! – узнав своего заклятого врага, Гердень покусал тонкие губы. Подозвав лучника, выхватил у того лук, послал пару стрел… сколько успел. Стрелял метко – все стрелы воткнулись в щит, задрожали!

Довмонт ловко обрубил их древки мечом и, взвив коня на дыбы, ударил. Таким ударом противника обычно разваливают надвое, словно сноп ржи или тряпичную куклу. Однако Гердень был не лыком шит, уклонился и тут же нанес ответный удар, целя врагу в лицо, не прикрытое забралом. Промахнулся… лишь чуть срезал бороду…

– Цирюльником тебе быть! – громко расхохотался Довмонт. – Ловко стрижешь, однако.

И снова удар. И звон. И хриплое ржание… Кони тоже бились – кусали, лягали друг друга копытами, злобный жеребец Герденя даже чуть было не дотянулся до колена Довмонта… и псковский князь с досадой хватанул вражеского коня щитом по лбу! Ударил с такой силою, что жеребец от неожиданности присел и завалился на бок, поднимая собою всадника.

Выказывая все свое благородство, князь немедленно спешился, ожидая, когда соперник поднимется на ноги и можно будет продолжить бой пешими. В своей победе Довмонт-Тимофей нисколько не сомневался, знал – Гердень плохой боец, слишком уж эмоциональный, злобный, порывистый.

– Ну, вставай! Поднимайся же. Что, мне тебе руку подать?

Гердень не откликался. Как вылетел из седла, так и лежал в нелепой позе…

– Эй, эй! – заподозрив неладное, Довмонт-князь опустился на колено, протянул руку… Точнее – это Игорь определял. Там нечего было определять – жилка на шее поверженного врага не билась, да и сама шея оказалась как-то неестественно вывернутой…

– Помер, – подскочив, тряхнул головой верный Гинтарс. – Сломал себе шею таки!

– Ну, что же… – сунув меч в ножны, Довмонт покачал головою. – Бог прибрал. Так бы сказал сейчас Симеон-отче.

Умер Гердень-князь… или – погиб в бою, так уж сказать лучше. Его же вдова и дети так и остались на Руси, где жили в чести и довольстве, а один из сыновей Герденя, Андрей, приняв монашеский постриг, даже стал тверским епископом! А ведь мог бы кончить свои дни на жертвеннике, как «подарок» поганым языческим истуканам. Если бы не Довмонт… не Игорь…

Так вот и начал княжить во Пскове бывший неистовый литовский кунигас. Время от времени встречался с Рогнедою, не чурался и иных дев, однако же все время помнил об Ольге. Все вспоминал предсказание Сауле, юной куршской жрицы: «Ты обязательно встретишься с нею, князь!»

«Обязательно встретишься!» Скорей бы уже, скорей…

Мечтая о встрече, князь… Игорь… частенько видел сны о той, будущей жизни, уже, откровенно говоря, и не его. Жизни, в которой Игорь Ранчис женился-таки на своей любимой девушке Ольге, где все были живы и счастливы. Проклятье Миндовга исчезло… Исчезло именно потому, что калька с души Игоря Ранчиса оставалась здесь, в теле новоявленного псковского князя. И нельзя было ничего изменить… оставалось лишь дожидаться любимой. Сауле ведь предсказала… а эта дева не бросала слова зря!