Влад Савин: Восход Сатурна

Немцы докатились все-таки до окраины посёлка, но на большее их не хватило. Расстреливаемые со всех сторон, подрывающиеся на минах, они стали вырываться из огневого мешка, прячась за дымом горящих машин.

Никогда за всю войну мне не довелось видеть столько битых немецких коробок на площади где-то три на два километра. Одних лишь «Тигров» потом насчитали тридцать семь. Зверь этот оказался далеко не так страшен, как нам его изображали — и по личным моим наблюдениям никак не более живуч, чем прежние фрицевские танки. Вопреки тому, что нам говорили, целых десять «Тигров» оказались подбиты иптаповцами, «барбосами» и тридцатьчетверками.

— Длинноносые! Поддержите контратаку бригады! — раздалась команда в шлемофоне. И мы, все уцелевшие восемь самоходок с неизменным танком командира полка, вырвались из балки следом за тридцатьчетвёрками и устремились к лесополосе. Наши и немецкие боевые порядки перемешались, и бой превратился в собачью свалку. Немецкие экипажи дрались уже каждый сам по себе, кто-то пытался удрать побыстрее, подставляя под наши выстрелы корму, кто-то мужественно встречал свою смерть лицом к лицу, хоть и пятясь назад. Таких вояк захлёстывало лавиной наших тридцатьчетвёрок, и они вгрызались в борта противника клыками бронебойных и подкалиберных снарядов. Вырваться из этой мясорубки сумели буквально единицы.

До дороги оставалось меньше километра, когда навстречу нашей контратаке из изрядно прореженной лесопосадки, которая по большей части превратилась уже в отдельно стоящие деревья, потянулись трассы выстрелов немецких противотанковых пушек.

— Вправо! Стоп! Наводчик! Пушка левее расщеплённого дерева!

— Готов!

— Огонь! Вперёд!

Вдали встал разрыв нашего снаряда, в дыму которого мелькнул подброшенный вверх ствол немецкого орудия. Есть прямое попадание!

— Молодец!

Однако густо их там, атака наша вот-вот захлебнётся. Несём потери! Вдруг дорогу скрыла стена разрывов, и я, обернувшись назад, увидел дымные хвосты. «Катюши» дали второй залп! Передовые тридцатьчетвёрки увеличили скорость и нырнули прямо в эту муть, тараня пушки и давя гусеницами залёгшую пехоту. Мы рванули следом за ними и, проскочив немецкие позиции, вышли на поле, заставленное полугусеничными грузовиками. Правильно, говорили ведь нам, что в немецких танковых дивизиях бронетранспортёры есть только в одном батальоне, их мы ещё в огневом мешке перестреляли, а это остатки. Другие транспортёры торопились взять на крюк гаубицы, это сворачивалась немецкая артиллерия. Теперь пошла потеха!

Картину портил только десяток фашистских танков, оторвавшихся уже довольно далеко и пытающихся скрыться за какими-то гаражами, наверное, там раньше была МТС. Наш экипаж сумел подбить только один, а потом заряжающий крикнул:

— Командир! Бронебойные все! Осколочных пять!

Напоследок бухнул, выплеснув пламя из дульного тормоза и подняв снежную пыль, вставший рядом «слонобой», расколов лобовую броню танка, прикрывавшего отход, и немцы скрылись в постройках.

— Топливо на исходе! — в свою очередь обрадовал механик.

— М-м-мать!

Выпустив остаток снарядов по драпающим немцам, мы в бессильной злобе смотрели, как остальные уходят. Преследовали их только пара десятков наших танков, но и те не пошли дальше МТС.

Ну что ж, наш полк и корпус в целом отстоял свои позиции, кончилось время, когда немцы могли нас заставить отступить, теперь только мы и только вперёд. Цену, правда, пришлось заплатить немалую, в полку остались четыре СУ-85 и один приданный «слонобой», я теперь командир. Хотя поле боя за нами, а значит, все подбитое, но не горевшее, восстановим, а вот фрицам это не светит, у них все ушло в безвозврат. Сбежали, конечно, они от нас, но и потрепали мы их изрядно, танки по большей части выбили, да и с транспортом у них теперь негусто, артиллерию проредили. Не думаю, что в ближайшее время они будут способны хоть кого-то атаковать. Теперь нам главное дождаться обозов, особенно заправщиков, и… вперёд на Днепр!

А поселок тот назывался Прохорово. Уже второй с этим именем, встретившейся после Сталинграда.

Берлин. Кабинет рейхсфюрера. Через две недели.

— Вы не оправдали моих надежд, Пауль. И что еще важнее, не оправдали высокого доверия фюрера!

— Генрих, мы сделали все что могли. Могу засвидетельствовать, что весь корпус сражался с яростью берсерков, как ты меня просил. И мы не были разбиты, несмотря на тяжелейшие потери, а отступили в полном порядке.