Сизя Зике - Золото

- Фабио, ты у нас механик, так что ты об этом думаешь?

- Ну, если честно, то даже предположить не могу, что нечто подобное может еще работать.

- То есть, это куча древнего дерьма?

- Дерьмо или нет, этого я не знаю. Может она работает и хорошо, но уж наверняка старинное. Все это слепили из разных частей различных моделей, но работать должно.

Дай Бог, чтобы он оказался прав! Надеюсь и на то, что Герман знает, что делает, и что наши придурки вновь не прислали мне какую-то гадость. Экскаватор затягиваем на склон с помощью трактора, люди пихают каноа, мы проезжаем через двор Демезио, где, как и всегда, сносим ограду, исправленную после нашего последнего проезда: да, выдержка этого типа меня удивляет.

Сразу же по прибытию все тут же настраивается на работу. Экскаватор накладывает грунт в каноа. Мы установили его на берегу, а водой его снабжает новый насос, подключенный к трактору: подобная система, которой я чертовски горжусь, позволяет справляться с недостатком воды. Буквально за один вечер экскаватор очищает всю землю, которая обрушилась со склона.

На следующий день, когда экскаватор начинает снимать новый слой почвы, крепление ковша выгибается и лопается после часа работы. На сей раз я уже взаправду впадаю в бешенство. Этот сукин сын Герман сознательно саботирует мою работу и вечно присылает какое-нибудь дерьмо: с самого начала эта сволочь поступает как самый распоследний кретин.

Даже не знаю, как назвать мое разочарование. Когда я уже проникаюсь всей силой нового оборудования, то представляю, сколько же можно было сделать, имея такие машины раньше, да еще в хорошем состоянии. За один день она может выполнить такой объем работы, которую вручную нужно делать месяцев шесть. А если бы она была еще и новая! Герман же купил самую ужасную дрянь, которую только мог найти, чтобы сэкономить пару грошей, но я подозреваю, что он делает это сознательно.

Я разочарован даже вдвойне, потому что после долгого периода бездеятельности собирался взяться за работу со всеми силами. В тот же вечер провожу с Германом разговор, а точнее - попытку разговора, потому что связь очень плохая. Дискуссия проходит бурно, но, если я слышу его превосходно, он меня вообще не понимает. До него доходит лишь то, что машина испорчена, и этот трус, эта тварь из своего кабинетика еще имеет наглость обвинять меня в небрежности и плохом обращении с техникой. Тут я обзываю его самыми нехорошими словами, но связь окончательно прерывается.

* * *

Через три дня отправляюсь в Пуэрто Хименес и звоню Герману. Тот рассыпается передо мной в извинениях:

- Я немного разволновался, и мне неприятно, что наговорил тебе такого. У меня для тебя две новости, одна хорошая, а вторая плохая. Сначала хорошая: очень скоро у нас будут все документы по концессии, наконец-то все устроилось. А плохая новость - это та, что подписан приказ о твоем аресте за контрабанду наркотиков. Только бояться не надо, ничего серьезного, самое главное, что документы у нас в руках.

И все это он мне выкладывает, как будто ничего особенного и не случилось! Другими словами, вся полиция страны идет по моему следу, и в любой момент меня могут арестовать. Я бросаю трубку, мне срочно нужно возвращаться на прииск. По дороге, когда в очередной раз сбиваю ограду Демезио, раз за разом раздаются два выстрела, и пуля 22 калибра попадает в дверцу машины; еще чуть-чуть, и мне была бы хана.

Этого еще не хватало! Выскакиваю из автомобиля и, держа взведенную сорокчетверку в руке, разыскиваю сукина сына, но эта тварь хорошенько спряталась, так что возвращаюсь ни с чем. А жаль! Чучело из его головы хорошо бы смотрелось в нашей столовой рядом с фотографией Барбарохи.

Вечером обдумываю ситуацию. У меня нет ни малейшего желания дать себя арестовать как какого-то обыкновенного бандита. Если Герман хочет войны, он будет ее иметь.

На следующий день высылаю Джимми в Сан Хозе.

- Бери машину и отправляйся к этому придурку Герману. Передай, чтобы он немедленно прекращал выпендриваться, потому что, если он всего не затушует, я взорву прииск и приеду его грохнуть. Другими словами, я ему оборву яйца. При случае отвезешь ребят.

Со мной остаются Уайт, Чиче, Эдуардо, Пунтаренас и Мигель, пятерка самых верных; всех остальных отсылаю. Хочу, чтобы со мной рядом были только самые верные и крутые ребята, потому что объявляю осадное положение. Герман-то наверняка надеется, что я наложу в штаны и сбегу в Панаму, оставляя ему все, как на блюдечке: долгонько он обдумывал план, чтобы бортануть меня без всякого риска для себя. Перебьется!