Вместо того чтобы продолжать свои злобные нападки, она отцепила от плеча свой ком, молча поднесла к моему плечу и, пока она изучала последние часы моей жизни, нетерпеливо перематывая нудные моменты или когда я ходил в туалет, историю звонков и запросов и выжимку из сетевых запросов, я невооружённым глазом разглядывал свою Кларочку. Её глаза всё ещё гневно пылали во мраке. Растрепанные, давно немытые волосы топорщились во все стороны. Мятая сорочка, покатые плечи. Хотелось прижать её к себе и погладить, поцеловать в шею. Но я знал, что, пока она в такой ярости, лучше не приближаться, от греха подальше…
– Не вздумай лезть ко мне сегодня, я спать хочу! Можешь отправляться хоть в свой чертов подвал ночевать. Свин.
И с этими словами она захлопнула дверь на кухню с обратной стороны и удалилась. Я остался один за столом, глядя в пустой стакан. Потом расстелил раскладушку, разделся и разлёгся на ней, выпил очередную питательную таблетку, поставил будильник и, считая конструктивистские концентрические круги, расплывающиеся на подложке одурманенного алкоголем сознания, попытался уснуть. Почему-то никак не удавалось унять свой мозг, и сон сторонился меня. То хотелось в туалет, то назойливые и тревожные мысли одолевали меня, лишая покоя. Лишь под утро, спустя часа три после первых попыток, мне удалось задремать, а вскоре и утопиться во сне; но, как показалось, не успел я вкусить полноценно сладости безмятежного отдыха, как громкое и неотвратимое треньканье будильника выдернуло меня из нежной трясины небытия. Первым и самым сильным импульсом было раздолбать ком на квантовые частицы, но это требовало определенных усилий, что все равно привело бы к пробуждению. Поэтому пришлось покорно подниматься, умываться и собираться на работу.
Скрипучая дверь подъезда поддалась не сразу, и пришлось приложить усилия, чтобы заставить ее приоткрыться: я едва не вывалился наружу, когда она наконец соизволила отвориться: асфальтовая дорожка перед крыльцом обледенела, и приходилось балансировать на непослушных ногах, раскорячив одеревеневшие конечности в разные стороны, чтобы не грохнуться оземь. С глухим стуком дверь захлопнулась за мною, подтянутая к электромагнитам в косяке пружиной доводчика. Я осмотрел серую улицу: в глубине её укрывались зябким рассветом клочки тумана, засасывавшие многоэтажные человейники на горизонте в неясный водоворот. Граждане ещё прятались по своим жилым ячейкам, досматривая последние сны, и только в мусорке рылся бомж, безнадежно выискивая в бесполезном хламе что-нибудь стоящее. С тех пор, как органические отбросы из-за отсутствия еды практически стали редкостью, отовсюду повылезали предприятия, специализирующиеся на повторной переработке твердых бытовых отходов, которые стало значительно проще утилизировать и находить им последующее применение, раз они не измазаны в дерьме. В нашем городе почти все микрорайоны уже давно были подключены к системе вакуумных труб, ведущих к ЦМПЗ, а в новых домах избавление от мусора стало довольно простым делом: как правило, в прихожей возле входа в стене располагается закрытое маленькой круглой дверцей отверстие, куда просто вываливаешь в измельченном виде все, что тебе не нужно, и остатки твоего мусора, будь то дырявые трусы или пластиковые бутылки, втягивает внутрь, а дальше автоматика распределяет ошмётки твоих бывших вещей по дальнейшим резервуарам и субсистемам, смотря под какую категорию он попадает. И только наш район, один из наиболее отсталых, до сих пор не пользуется благами цивилизации, а жители, подобно скоту, вынуждены мириться с такими вот помойками, укрытыми с трёх сторон профлистами.
Невольно вздохнув от осознания социальной несправедливости, я зашагал в сторону остановки. Воздух вытягивался струйками пара из ноздрей; морозец слегка надоедливо щипал щёки, напоминая о времени года. Голые ветки плетьми висели обречённо вдоль искривленных, будто от последствий полиомиелита, стволов. Серые старые панельки, выстроенные в неровную шеренгу по сторонам от хмурой улицы, с разводами и пятнами отвалившейся штукатурки на кислых фасадах похмельно провожали меня взглядами чёрных окон: наш район ещё, видимо, нескоро коснётся программа генеральной реконструкции. Над пустой дорогой супергеройской тенью пронесся полицейский дрон. Мои подошвы шаркали по асфальту; ладони, сжатые в фиги, грелись в кармане. На остановке сидела женщина средних лет, погруженная в свои мысли, а чуть сбоку парил из карманной свистелки подросток лет семнадцати с квадратной челюстью, едва заметно покачивая прямоугольной головой в такт музыке, что звучала у него в голове. Последний ждал городской транспорт после ночи у подруги, ежу понятно, а женщина, вероятно, вахту, как и я, – кажется, я уже встречал её тут. Подкатил электробус без водителя. Небольшой экран возле входа в салон потребовал поглядеть в датчик опознавания сетчатки глаз. Я пропустил женщину, потом забрался внутрь сам. Автобус плавно отчалил от остановки, ровно и без тряски двигаясь по дороге. Парень продолжал покачивать подбородком на краю бетонной площадки, не глядя на нас. Дороги мы так и не научились строить нормальные – так хоть импортные шины да подвеска нового поколения незаметно для пассажиров поглощают неровности и кочки. Я опустил свой зад на ближайшее кресло и, зевнув, прикрыл глаза, чтобы, пока автобус едет, не видеть эту сплошную мёрзлую серость.
Читать дальше