Кирилл Трофименко - Гнев солнца

Это ведомство занималось развитием только что освоенных или по каким-либо причинам отсталых, а может, забытых (но открытых заново) планет, исподволь внедряя на них имперские порядки. Литвиненко очень уважал деятельность этой могущественной организации, против которой не всегда решалось идти даже всесильное АИБ. Законники действовали абсолютно незаметно, и издаваемые ими постулаты не подвергались ослушанию. Они работали во имя развития планет, не подвергая их психологическим стрессам. Если на планете еще не изобретено даже стрелковое оружие, ввоз его, как и других, неизвестных местным жителям технологий, запрещен. И точка. То же самое относилось к продуктам, медикаментам и прочему. Идти против ЗВС было себе дороже, это понимали даже закоренелые преступники и контрабандисты, сразу отказывающиеся от заведомо лакомого куска в случае участия в удачно проведенной операции.

И будь ты хоть сам Император (ну, это преувеличение, вне всякого сомнения) за нарушение ответишь по закону. Наместники планет, галактических секторов и выше по иерархии, обычно назначались из Законников, но и в хорошем стаде бывают паршивые овцы. Не все решения этой организации были однозначны. Например, планеты, практикующие рабство, ужасающие генетические эксперименты, разнообразные извращения или легализовавшие тяжелые наркотики не могли бы так действовать без ведома Законотворческих Вооруженных Сил. Но это, опять же, объяснялось необходимостью поступательного развития этих цивилизаций. Чтобы эволюция проходила плавно, без переломов и резких перемен, которые могли привести к глобальным потрясениям. Михаил в глубине души все это понимал, но принять никак не мог. Впрочем, такая ситуация складывалась многие века, и было понятно, что механизм работает почти всегда исправно.

В конце концов, Литвиненко полностью сосредоточился на исследовательской работе, но увольняться официально из разведки не стал, сам не понимая, почему. В итоге он уже самостоятельно мог выбирать экспедиции, в которых желал бы участвовать, и неизменно его работы получали самые лучшие отклики. После развода он, к всеобщему изумлению, снарядил экспедицию и отправился сюда, на Тихий Омут. И здесь его, похоже, ожидает грандиозный провал. За полтора года работы ни одного серьезного открытия, о молодом ученом уже начали забывать не то что на Трое, но и вообще в Центре Империи – на мало-мальски играющих важную политическую и экономическую роль планетах. Во всяком случае, даже местный наместник, этот взяточник и пропойца, Олаф Крюгер вот уже четыре месяца даже не справлялся о его делах. На первых порах он чуть ли не подошвы лизал, до того демонстрировал свое раболепие перед прибывшим с самой Трои ученым.

А он-то, дурак, думал, что здесь просто одни недотепы собрались, вот прискачет на белом коне великий и прекрасный академик, капитан Внешней разведывательной службы (чего никто не должен был знать) Литвиненко и решит все проблемы, произведя очередной фурор. Не тут-то было! На Тихом Лмуте все вроде было понятно, но одновременно ничегошеньки не ясно. Ни прорывов тебе, ни комфорта элементарного, в конце концов! Тут бы живым остаться, а то уже поджаривает совсем неслабо, и обстановка накаляется непрерывно (каков афоризм!).

На этой мысли Михаил очнулся и попытался встать. Это оказалось делом непростым. Ноги, оказывается, затекли, и слушаться категорически отказывались, молодой человек едва не упал. Вокруг по-прежнему стояла удушливая жара, роились надоедливые насекомые, норовя залезть куда только возможно и неимоверно чесалось все тело. Жутко хотелось пить.

Словно угадав его желание, перед лицом нарисовалась открытая банка пива. Литвиненко жадно присосался к отверстию и сделал несколько крупных глотков. Напиток был, чуть ли не горячим, но академику его вкус показался просто восхитительным. Он допил банку, и в руке сразу оказалась следующая. Только после очередной порции глотков Михаилу удалось полностью разлепить глаза, которые, как оказалось, были еще и слегка залеплены какой-то паутиной, нанесенной, по всей видимости, ненавистной мошкарой.

– Проснулись, господин академик? – голос Сапрыкина не выражал недовольства.

– Ох, я и правда, кажется, задремал, – смутился Литвиненко. – Долго я спал?

– Не больше часа, можете не беспокоиться. Меня и самого сморило, да и Уилсон вон пытается взбодриться своей отравой.

Сержант, и правда, выглядел заспанным, но с каждым выпитым глотком своего ядреного виски преображался на глазах.