Клиффорд Саймак - Все повести и рассказы Клиффорда Саймака в одной книге

— Вы говорили, что колодец поет, а рассказали обо всем, но только не об этом.

— Ну, это курьезная штука. Порой он поет. Если встать на платформе над скважиной, чувствуется поток воздуха. По слухам, когда этот сквозняк был сильным, то колодец вроде как гудел. Говорят, он и теперь гудит, хотя сам я толком не знаю. Кое-кто утверждал, что он гудит при северном ветре, но и тут поручиться не могу. Сами знаете, у людей всегда готов ответ по любому поводу — есть им что сказать или нет. Насколько я понимаю, те, кто говорит, что колодец поет при северном ветре, объясняют это тем, что сильный ветер с севера дует прямиком на обращенные к реке скалы. В этих скалах есть уходящие под гребень пещеры и трещины, и вроде бы некоторые трещины выходят прямиком в колодец, а там воздух мчится вверх по скважине.

— По-моему, это немного притянуто за уши, — заметил Томас.

Фермер поскреб в затылке.

— Ну, не знаю, врать не буду. Это все со слов старожилов, а их уж нет: перебрались отсюда много лет назад. Вдруг сорвались со своих мест, да только их и видели.

— Все разом?

— И тут я не в курсе, но навряд ли. Не могли ж они уехать все скопом? Сперва одна семья, за ней другая, а там и третья, пока не разъехались все. Это ж было давным-давно, теперь никто и не упомнит. Никому не ведомо, почему они сорвались.

Знаете, ходят странные рассказы, то есть не совсем рассказы, а просто всякие разговоры. Кто его знает, что там было, — насколько мне известно, никого не убили и не ранили, просто всякие странности. Скажу вам, молодой человек, что без крайней нужды я на гребень Паркера не ходок, да и все мои соседи тоже. Никто не скажет толком почему, да только не пойдем.

— Буду осторожен, — пообещал Томас.

Хотя, как оказалось, осторожничать было незачем — наоборот, стоило выехать на гребень, как нахлынуло необъяснимое чувство родины, будто вернулся в край детства. Гребень вздымался над окрестностями, словно выступающий позвоночник земли, и, шагая по нему, Томас ощущал, как охватывает его влияние личности этого края, облекая душу будто теплый плащ, и одновременно вопрошал себя, может ли земля обладать личностью.

Как только проходивший по Военному гребню проселок миновал последнюю ферму и начался гребень Паркера, дорога тут же превратилась в заросшую травой тропу, напоминающую, что когда-то здесь ездили повозки и ходили люди. Вдали ажурным силуэтом замаячил ветряк, с легким тарахтением махавший лопастями под дуновениями ветерка. Проехав мимо, Томас остановил фургончик и немного побродил по склону, пока в устье оврага не наткнулся на по-прежнему живой родник, потом вернулся к машине и отогнал ее с дороги вниз, под росший у родника осокорь. Это было лишь позавчера, и отъезд можно отложить еще на денек.

Теперь, у ирисовой полянки, Томас огляделся и попытался представить, как все это выглядело раньше, увидеть окрестности глазами предка, вернувшегося с войны и заполучившего собственный надел. Должно быть, тогда еще водились олени — ведь старик бредил охотой, а дело было еще до великого пожара в начале 1880-х, погубившего множество дичи. Были и волки — сущий бич для овец, которых в те дни держал каждый уважающий себя хозяин, а среди кустов изгороди посвистывали цесарки, тоже имевшиеся в каждом доме. И очень возможно, что по двору бродили еще и павлины, гуси, утки и куры. В конюшне били копытами добрые кони, которые тогда играли важную роль в хозяйстве. Но прежде всего предметом гордости хорошего землевладельца были ухоженные амбары, сытые стада, пшеничные и кукурузные поля, молодые сады. «Интересно, а каков был из себя старина Нэд Паркер, деливший свое время между домом и мельницей?» — гадал Томас. Должно быть, плотным и кряжистым, как водится у Паркеров, стариком с армейской выправкой, ведь он провоевал четыре года. Ходил он, вероятно, заложив руки за спину и высоко подняв подбородок, чтобы не упускать из виду предмет особой своей гордости и почитания — ветряк.

«Дедушка, — мысленно воскликнул Томас, — так в чем же дело?! Ради чего это все? Быть может, тобой владело то же ощущение родства с этой землей, какое владеет мной? Трогала ли твою душу открытость этого высокого, продуваемого всеми ветрами гребня, чувствовал ли ты обаяние его личности, ныне чарующее меня? Значит, оно существовало и тогда? Но раз так — а это наверняка так, — почему же ты покинул этот край?!»

Ответа, разумеется, он не дождался — да он и не рассчитывал. Теперь ответить уже некому. Но даже задавая эти вопросы, Томас знал, что здешняя земля буквально пропитана информацией и содержит ответы на все — достаточно лишь суметь раскопать. Тут таится сокровищница знаний — надо лишь найти правильный подход. Этот древний край накапливал и запоминал все, не меняясь ни капли, пока века проносились над ним, как мимолетные тени бегущих облаков. С незапамятных времен стоял он над рекой словно часовой, подмечая все происходящее.