Юлий Буркин: Королева белых слоников (сборник)

До Юрги добрались вовремя. Долго искали нужный путь, он оказался у черта на куличках. Машину пришлось бросить. Почти сразу, как только мы все-таки нашли путь, на горизонте появился поезд. Стоянка три минуты. Две девушки выпали из вагона и стали перепуганно озираться. Увидели нас. Танька бросилась на шею Марату. Зойка как-то странно смотрела на меня:

– А вы тут откуда, Юлий Сергеевич?! Мы только вчера о вас говорили…

Уселись в машину и поехали. Болтали черт знает о чем. Уже в городе, расставаясь, Зоя вдруг попросила меня написать ей в блокнот мой телефон. Я подумал, что ей, только что поступившей на первый курс филфака, наверное, нужно от меня что-то, касающееся учебы, и телефон написал.

Потом она позвонила, и мы договорились встретиться на остановке. Пришли ко мне. Она быстро огляделась и заявила:

– Мне нравится эта комната. Эта старинная мебель, это зеркало…

Подошла к окну.

– Мне нравится, что у вас за окнами базар. Мне все тут очень-очень нравится, и вы мне тоже очень нравитесь… Я, наверное, вас люблю. Я потому и пришла. Извините, я не умею кокетничать. Опыта мало.

У меня екнуло сердце. Все-таки приятно, когда тебя любят…

Мы пили вино и разговаривали. Потом была музыка, и мы танцевали. Потом мы разделись и стали заниматься любовью. Позднее она призналась мне, что все время, пока мы болтали, она недоумевала: да будет он меня трахать или нет? Это при том, что опыта у нее действительно было кот наплакал. В постели она оказалась тоже совсем еще ребенком. Но очень благодарным и старательным. Потом сказала: «Мне нравится…». Я млел.

У нас было очень странное начало романа. Мы оба простыли, болели, по очереди температурили, кашляли, чихали и не вылезали из постели. Это был какой-то инвалидный секс, но мне было хорошо, и ей, по-моему, тоже…

Однажды, засыпая, я попросил ее:

– Зоя, почеши мне, пожалуйста, жопу.

Зойка, добрая душа, стала почесывать ее… Я уснул… И проснулся с диким криком:

– Колхозники!

– Какие колхозники?! – удивилась Зоя.

И я рассказал ей, что мне приснилось. Мне приснилось, как будто бы моя жопа – величиною с небо, и она висит над землей. А зоина рука чешет ее. А внизу, на земле стоят колхозники и, задрав головы, смотрят на это. Мне стало невыразимо стыдно. В особенности, что они видят этот процесс почесывания. Вот я и закричал. От того и проснулся.

Из каких недр подсознания вылез этот сон? Вообще-то я ничего не имею против колхозников. Хотя и любви особой к ним тоже не испытываю. Ну, колхозники и колхозники, дальше-то что?

Плоха или хороша прочитанная вами повесть, если это, конечно, повесть? Не мне решать. Да и никому. Ведь этого не скажешь, как не скажешь ни о каком поступке, хорош он или плох, пока не известно, чем все кончится и кончится ли всё. Вообще, ум – это хорошо или плохо? На этот вопрос можно было бы ответить, только зная, к чему человеческий ум приведет мир – к уничтожению Земли и всего живого на ней или к освоению космоса, продвижению жизни в пустоту и прочим благорастворениям воздухов. Да и то при условии, что мы примем жизнь за благо. А сегодня нет никаких оснований уверенно говорить, к чему приведет мир человеческий ум. А значит нельзя сказать и что есть добро, что зло, что хорошо, а что плохо. Это знает только Бог.

Меня никогда не мучают абстрактные угрызения совести. Конкретные – да: если я сделал кому-то больно, или если я недодал любви близкому, например, кому-то из сыновей или женщине. А вот угрызений совести по поводу того, что моя книга недостаточно хороша, недостаточно глубока, у меня не будет никогда. Не нравится, не читайте.

Недавно мы с Зоей сочинили маленький рассказик. Почти хоку. «По весне, когда наступает течка, северные лайки принимаются трахать друг друга прямо в упряжках… И уже никто никуда не едет».

Родиться меня угораздило в 1960 году. Слово «угораздило» я употребил не потому, что этот год был чем-то особенно ужасен. Вовсе нет. Год как год. «Угораздило» я употребил к самому факту своего рождения.