Зиновий Юрьев: Финансист на четвереньках (сборник)

Чтобы попасть в кабинет Джека Спарка, любой смертный, от мэра города до профсоюзного босса, должен был пройти сквозь фильтр из помощников и секретарей.

Но Найф не был бы его «торпедой», его правой рукой, если бы не обладал правом беспрепятственного доступа к шефу.

Вот и сейчас он вошел в огромный кабинет Спарка через боковую дверь — отдельный выход на улицу (ничего не поделаешь, в каждой профессии есть свои традиции!).

— Ну что? — спросил Спарк. — Есть что-нибудь?

— Да, сэр, можно нести?

— А где взяли?

— На улице, сэр.

— Валяйте.

Найф вышел и через минуту внес под мышкой в кабинет отчаянно извивавшегося и лаявшего бульдога.

— Он не кусается?

— Как вам сказать, сэр…

— Ладно, пустите его.

Бульдог забился в угол, угрожающе ворча. Круглые его глаза с вывороченными нижними веками смотрели злобно и настороженно.

Спарк имел все основания считать себя опытным человеком. Он редко задумывался над тем, как себя вести в тех или других обстоятельствах, тем более что, как правило, он сам создавал нужные обстоятельства. Но сейчас он чувствовал беспокойство. Впервые за долгие годы он не знал, как вести себя, как начать разговор. Когда Фрэнк Гроппер был человеком, они отлично договорились. Оба были деловыми людьми, оба имели общих знакомых вроде сенатора Харкнеса, и если Спарк и величал Гроппера сэром, то лишь из уважения к его возрасту.

Но сейчас… Обратиться к этой лающей собаке «сэр» у него не повернулся бы язык, тем более что никакой гарантии, что перед ним был именно Гроппер, а не просто бульдог, не было. По словам Найфа, в Хиллсайде по меньшей мере пять тысяч бульдогов. Если даже отбросить собак без белых чулок на лапах и тех, кто уже давно принадлежит кому-нибудь, и то их останется не один. Но, с другой стороны, этого пса Найф нашел на улице… Спарк поднял глаза и посмотрел на бульдога. Рычание стало громче.

«Кто знает, — подумал гангстер, — может быть, на его месте я вел бы себя так же?»

— Послушайте… мистер Гроппер… вы ли это?

Он сделал несколько шагов по направлению к собаке, но бульдог внезапно прыгнул вперед, задел шнур телефона, и тот с грохотом упал на пол. В комнату мгновенно влетел секретарь с пистолетом в руке.

— Все в порядке, Эрни, — сказал Спарк, кисло улыбаясь. — Маленький опыт дрессировки собак.

Бульдог забился в другой угол и яростно лаял, коротко дергаясь всем туловищем.

— Мистер Гроппер, я хочу вам лишь сказать, что вы среди друзей, — тихо сказал Спарк со всей нежностью, на которую был способен. — Для чего весь этот лай? Поговорим, как джентльмены… Гм… Простите, я, кажется, сказал не то… Но дайте мне как-нибудь знать, что вы — это вы, — добавил он с умильной улыбкой. — В конце концов мы же с вами знакомы. Я же достал человека, когда вы просили меня!

Словно смягчаясь под влиянием тихого голоса, а может быть, просто устав лаять, собака внезапно замолчала и улеглась на ковер, вытянула передние лапы и положила на них голову.

Спарк почувствовал, как сердце его забилось. Кажется, ему повезло. Это Гроппер, он был теперь в этом почти уверен. Только ни в коем случае не проговориться и не сказать, что этот Беллоу убит, а Хант исчез. Он протянул было руку, чтобы погладить собаку, но вовремя отдернул ее. Погладить Фрэнка Гроппера по головке, эту акулу с сорока миллионами, — он, должно быть, еще не привык к таким жестам. Главное — не торопиться. Пусть он освоится со своим положением, полежит минутку спокойно.

— Мистер Гроппер, поймите меня правильно, но я все-таки должен быть уверен, что вы — это вы. Если вы — вы, встаньте.

Услышав знакомое слово, бульдог неохотно встал, потом снова улегся на ковре. Красноватые глазки смотрели на Спарка вопросительно. Что еще?

— Ну, поздравляю вас, мистер Гроппер. Слава богу, что вы нашли настоящих друзей или, точнее, что настоящие друзья нашли вас. Вы и представить себе не можете, как я рад за вас. Знаете что? У меня есть прекрасная идея. Вот вам лист бумаги, вот карандаш, попробуйте напишите мне, что вы хотите, хоть несколько слов, чтобы я знал.

Спарк протянул собаке лист бумаги и карандаш. Пес недоверчиво обнюхал незнакомые предметы, толкнул карандаш лапой и прыгнул за ним, отшвырнув его еще дальше. Должно быть, бульдог еще не достиг того возраста, когда все собачьи радости уже приелись и остается смотреть на мир брезгливо и флегматично. Он играл карандашом самозабвенно, стараясь, наверно, забыть в прыжках только что пережитый испуг. Он пригибал голову, замирал, потом пружинисто прыгал вперед, делал вид, что ловит желтый кусочек дерева, а сам толкал его вперед, заливаясь оглушительным лаем.