Л. Макарова: Фантастика-2009

Только когда он подошел ближе и Зоя Платоновна встала, чтобы его встретить, она поняла, что сравнение с младенцем не совсем верно. Щечки были изборождены малиновыми сосудиками, глаза помутнели и выцвели, пушок был седым, в желтизну, руки морщинисты и чуть дрожали.

Старик был предупрежден, что к нему гостья, и издали уже приглядывался, щурился, старался понять, кто это мог быть, и вдруг Зое Платоновне стало стыдно, что она не купила ему никакого гостинца.

Сестра помогла старику сесть и сказала:

– Я потом забегу, если что надо.

– Не знаю, – оказал старик, – не признаю.

– Здравствуйте. Вы меня в самом деле не знаете... – И Зоя Платоновна замолчала, потому что совершенно не представляла, что говорить дальше, как сказать – сразу, или сначала надо поговорить о других, посторонних вещах?

– Я заходила к вам на Харьковскую, – сказала она после паузы. – Там мне сказали, где вас найти.

– Я туда не поеду, – сказал старик высоким дребезжащим голосом. – Мне тут хорошо. Зачем я туда поеду?

– Вы меня неправильно поняли, – сказала Зоя Платоновна. – Я знакомая Любови Семеновны, вашей... забыла, как называется, в общем, сестры вашей жены. Вы ее помните?

– Нет, – сказал старик быстро. – Я вас не помню. И никого не помню. Я пойду, ладно?

– Ну, конечно, конечно, – сказала Зоя Платоновна. – Я вас не задерживаю.

– Я пошел, – повторил старик. Голова его тряслась. – Я себя плохо чувствую.

– Хорошо. Но все-таки, может, вы мне скажете, что стало с вашей женой?

– Ой, хитрая! – Старик вдруг засмеялся. Он смеялся долго, притворно, ему было совсем не смешно, на глазах выступили слезы, он закашлялся. А потом вдруг сказал: – Не было у меня жены. Никогда не было у меня жены.

– А куда она уехала? – спросила Зоя Платоновна.

– Не было, не было, а я сейчас уйду – и тебя не будет, – сказал старик. – Я пойду. Я себе палку из дерева вырезаю. С узорами.

Но никуда он не уходил. Думал, искоса смотрел на Зою Платоновну, и ей казалось, что он притворяется, как притворялся, смеясь. А в самом деле все помнит, все знает, но не хочет говорить.

– В сорок восьмом году, в ноябре, вы выписались с женой из квартиры на Песочной и уехали сюда.

– Я один уехал, – сказал старик. – Я холостой. У меня жены не было.

– Вы жили на Песочной улице в Москве? – спросила Зоя Платоновна, вдруг ей показалось, что произошла ошибка, странное совпадение.

– Я жил в Москве на Песочной улице и никогда этого не скрывал, – сказал старик.

– С женой?

– Не помню, – сказал старик, на этот раз серьезно. – Она уехала. Взяла и уехала. С дачи. Мы на даче жили, правда! Уехала, и никаких следов, как птицы в небе, пролетая над закатом, они не помнили о розовых мечтах, вы меня понимаете? Уехала, и никаких следов...

Старик стал говорить все быстрее, сбивчивее, Зоя Платоновна оглянулась в поисках медсестры, но той не было поблизости.

– И в землю закопал, – сказал старик, – и надпись написал, вы читали эту поэму? Собака уехала, и тот самый закопал ее в землю, чтобы не лаяла, нет собаки, потому что священнослужителю собака не нужна, но любить я ее продолжал безмерно и бесконечно, как соловей розу... – Старик обернулся к Зое Платоновне и приблизил к ней младенческое пухлое лицо. И заговорил громким заговорщицким, театральным шепотом: – Я подхожу к колодцу, а из-за забора на меня смотрит солдат. Я этого солдата каждую ночь во сне видел, он на меня смотрит и говорит, ты забыл ее шляпу в колодец положить, понимаете? И нет никакой гарантии, что он не стоял там раньше. А у меня еще масса работы, потому что прощание с любимой – это значит, чтобы от нее не осталось никаких следов на земле, кому нужны следы, если нет человека, вы меня понимаете?

В нем была такая настойчивость, такое смятенное и нелепое стремление донести до Зои Платоновны свои давние переживания, свою память, что стало страшно, будто его губами говорил совсем другой человек, тот, что остался в нем с прошлых лет, и тот, который видел во сне какого-то солдата.

– Вы знаете, как я любил Веру, этого никто не может представить. И пускай она для меня навсегда останется молодой, это можно понять, а?

– Вы хотите сказать, что Вера умерла? – перебила его Зоя Платоновна.

– Умерла? Исчезла? Нет ее, не может быть. А может, и не было. Конечно, ее не было... Покажите ваш паспорт, гражданка! – Сестра шла по дорожке. Зоя Платоновна увидела ее и помахала рукой. Та поняла. Подбежала.

– Ну что вы, Иван Макарыч, – сказала она, наклоняясь над стариком. – Вам же нельзя волноваться. Что вам доктор говорил – нельзя волноваться...