Ник Еван: Подарок бессмертия

— Да нет же! Я даже не думал об этом. Они сами прислали мне сведения восьмилетней давности и ссылки на их новые работы. Я и искал…

— Тут спорить не о чем. «HR» — частная компания, и это их право решать, какую информацию о своих исследованиях считать конфиденциальной. Я вообще удивляюсь, как они…

Харри остановился. В конце концов, Моррис не ребенок и почему он должен его жалеть?!

— Насколько я помню, подобные проблемы у тебя были и на предыдущем месте работы. В течение всех двух лет я не раз тебя предупреждал. Твои личные интересы не должны мешать исполнению служебных обязанностей. Более того, принципиально я не был против твоих исследований, иногда даже закрывал глаза на использование лабораторных средств и материалов. У меня небольшая лаборатория, живем посемейному, но всему есть предел. Даже сейчас тебе делается поблажка. Я согласен, если ты уйдешь сам. Послушай, — голос Харри опять смягчился, — я знаю, о чем ты думаешь. Да, я давно уже не специалист, а администратор. Это моя работа. Ты также знаешь, что ты мне симпатичен, и поэтому все это чертовски неприятно, но работа — есть работа. Ты сам должен понять, что…

— Харри, я понимаю, — Моррис, наконец, пристроил свои руки. — Харри, извини. Я знаю, что не раз тебя подводил, а ты всегда меня прикрывал. Ты же знаешь, я всегда старался, как лучше.

Моррис замолчал. В принципе, он тоже все сказал и не знал, что еще может добавить, и тоже испытывал симпатию к «старику». Черт, вот так увольнение! Начальник и подчиненный, пусть и не друзья, но находились в хороших отношениях, уважали друг друга и всегда имели какое–то взаимопонимание, даже несмотря на разницу в возрасте. Черт! Увольнение, конечно, неприятно, но на самом деле, больше всего Моррис был смущен из–за Харри. Он чувствовал, как все это неприятно для Харри и не знал, как дать ему понять, что все нормально и он воспринимает все без обид. Ему казалось, он без необходимости вынуждает Харри объясняться, и от этого Моррис смущался еще больше, даже появлялось чувство вины. Лучше уж его просто уволили бы без церемоний, как это случилось два года назад.

«Зачем мне все эти дурацкие фантазии, работал бы спокойно, как все. Чего я в самом деле пытаюсь добиться?» — подумал Моррис, вдруг почувствовав досаду и раздражение по отношению к самому себе.

— Ты знаешь, мне кажется, для тебя так тоже будет лучше, — Моррис понял, что пропустил часть из сказанного Харри и тревожно поднял глаза.

Нет, Харри ничего не заметил и его взгляд оставался где–то за окном.

— В молодости, я тоже был полон энергии, планов, идей… Поэтому я и считаю, что тебе надо подумать. Понятно, при потере работы хочется найти новое место как можно быстрее, но все–таки мой совет — не спешить. Рутинная работа, спокойное место, возможно, не для тебя. У тебя явная страсть к исследовательской, научной деятельности. Конечно, такое место надо поискать, да и по деньгам, наверное, это не всегда лучше, но…

Харри опять замолчал. Моррис думал о Харри, каким он мог быть в молодости, о том, что, возможно, сейчас Харри даже не с ним разговаривал, а о чем–то вспоминал.

Луч фонарика скользнул по воде и остановился на камнях. В этом месте песчаный пляж заканчивался и начинался скалистый берег. Моррис погасил фонарик и обернулся назад. Лезвие прибоя отчетливо подчеркивало изгиб бухты. Сотни звезд и свет полной луны отражались в океане и как–то мистически, изнутри подсвечивали его. Луна была настолько ярка, что это казалось неестественным, странным образом происходило слияние черноты ночи и ее света. Океан, пляж и весь остальной окружающий ландшафт были одновременно погружены во мрак и четко видны, расплывались в холодном, почти осязаемом свете, и в тоже время оставались чрезвычайно контрастны.

Ожидание невозможности видеть в ночи и ясность пейзажа приводили сознание в недоумение и растерянность. Моррис любил эти ощущения и любил такие ночи на берегу океана. Не так часто ему удавалось выбраться за город и оторваться от всей его суеты, предаться медленным размышлениям и мечтаниям, отвлеченным от реальной жизни. После его увольнения из лаборатории он решил провести некоторое время сам с собой, подумать о своем будущем и, действительно не спеша, определиться, что ему делать дальше. Всю предыдущую жизнь он особо не задумывался об определенном плане действий, все происходило само по себе. Просто он знал, чем хочет заниматься, и что ему нравится микробиология. Сначала университет, потом работа. При поиске работы он не выбирал, куда пойти, главное получить место. В свое свободное время, и, по возможности совмещая с текущей работой, он продолжал заниматься своим любимым делом, изучением вирусов. Правда, вот здесь что–то и не клеилось. С одной стороны, он вроде работал не плохо, но часто работа его тяготила. Точнее, тяготила рутина и однообразие, отсутствие глобальных задач. Именно поэтому эти задачи приходилось искать самому и Моррис старался одновременно вести свои собственные исследования. Здесь опять возникало противоречие. Все его ценили, видели в нем талантливого специалиста, у него всегда складывались хорошие отношения с коллегами и начальством, но, тем не менее, в очередной раз ему пришлось уволиться. Вспомнился совет Харри не спешить. Заняться планированием карьеры? Выработать план действий, стратегию поиска нового работодателя, определить требования к потенциальному месту работы… Моррис поморщился, как от зубной боли. Его всегда раздражали подобные руководства и советы, от них веяло такой тоской, таким формализмом. Зачем все это? Ведь главное — делать свое дело. Вот оно, занимайся, дерзай! Как это глупо тратить время на всякую чепуху, резюме, интервью. До сих пор Моррису удавалось избегать большей части этого формализма, но похоже не в этот раз.