Сергей Лукьяненко: Фантастика 2006. Выпуск 2

Вернемся к литературе. Да простят нас господа миросозерцатели, но мы глубоко убеждены: принципиально новый мир придумать невозможно. Вообще. Вся европейская мифология не смогла придумать кенгуру. Кентавр — это человек плюс лошадь, химера — это коза-лев-змея. Все комбинации не выходят за рамки сочетания знакомых элементов! Хоть нарисуй восемь карт с комментариями, и напиши, что тут гора Скелетов, а здесь море Упырей, и назови область Амблздох-на-Тир-Манхеттене — именовать этот винегрет принципиально новым миром может только человек с очень ограниченным представлением о мироздании. Эскаписту, которому здесь плохо, и в Амблздохе жизнь медом не покажется.

И возникает вопрос: а с каких пор декорации стали главным в спектакле?!

Вынес художник, или вовсе рабочий сцены, станки, покрасил мешковину, налепил плюш, расставил пандусы с реквизитом — вот, вот он, истинный смысл спектакля! Уберите Ромео и Джульетту! Режиссер, пшел вон со своими мизансценами и сверхзадачами! Осветитель, сюда, сюда свети, чтоб лучше видно было! Вот оно — главное!

А потом удивляемся, почему зал пустой…

Здесь звенит первый звонок о нелитературности данного критерия. Попытка перевести литературное пространство книги в принципиально иное — пространство ИГРЫ. Мне здесь неуютно — книга, дай мне материал, чтобы я себе эрзац-жизнь придумал. Мне и полегчает. Книга нужна как инструмент для достижения цели особого толка, а вся ваша литература этому типу фэна не так и интересна. И после выхода книги набегают буйнопомешанные миро-творцы: давайте распределим расы и кланы, территории и майораты, найдем уютную нишу в песочнице, где я, скучный и толстый, буду герцог де Воляпюк или вампир Тилидракул из славного клана Чеснокоустойчивых… Фактически что делает любитель миров? — он берет книгу, читая, убивает ее и из трупа делает зомби-сценарий для своих дальнейших экзерсисов.

Сценарист он плохой, но это дело десятое.

Тут формируется цепь этапов смерти книги в процессе чтения. Путем такого подхода правоверный фэн выхолащивает книгу этап за этапом. Прочитал, проникся возвышенным духом и, главное, «оригинальным миром» — тряхануло человека! Хочу испытать еще раз! Хочу! Начинаю писать фанфики в изобилии, искать похожие книги (лучше сериал про этот мир), начинаю придумывать игры, переносить реалии книги в свою жизнь, сетевой ник себе придумываю соответствующий, одежду шью по выкройкам книги (см. страницу 112), зову себя эльфом, драконом или космодесантником Пупкиным. Что мы воспроизводим в данном случае? — дух книги? идею книги?

Ничего подобного.

МЫ ВОСПРОИЗВОДИМ РЯД ФАНТАСТИЧЕСКИХ ДОПУЩЕНИЙ!

А потом, обвешавшись этим делом с ног до головы, удивляемся: почему дух книги не нисходит на нас?! Или нисходит, но меньше, чем раньше.

Видимо, мало потрудились.

Раз получилось плохо, надо пробовать дальше. Фэн-миролюбец пытается заново воспроизвести ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ впечатление от книги. Путем, естественно, развития описанного мира вне книги. Опять что-то не так. Приходят самые кондовые любители оригинального антуража: «Это вы, друзья, неточно прониклись книгой. Не до конца выучили географию, этнографию, биографию, как кого зовут, кто у него папа, кто у него мама, на каком материке жил, кто у него был троюродный дедушка в восьмом колене. Щас выучим, и будем нам счастье, и дух книги возрадуется!»

А духа уже давно нет. Стоит ли удивляться, что он не появится? Всё выучили! Весь мир — назубок. У вас много возникает душевных переживаний от чтения энциклопедического словаря?! — у нас нет.

Тогда на пороге является следующий тип миролюбца и говорит: «Драйву мало! Щас! Двуручный меч, мочиловку — и дух снизойдет!» Дух книги кончается в страшных муках, книга в фанфиках, играх и вторичных мироконструкциях превращается в глухое квестовое мочало и мочило… В мире воцарились маньяки. И следом за маньяками приходят последние. Хохмачи. Приколисты. Они говорят: «Надо постебаться, тогда все будет классно! Введем эльфа Валокордина или космического императора Трицератопса, посмеемся, и баста!».

Все. Для кучи читателей книга умерла, не выдержав пыток фэнов-миролюбцев, похоронена, и на могиле установлен надгробный камень.

Умерли дух книги, идея книги и так далее.

Как только «мир» как антураж, как декорация вылезает на первый план, и это провозглашается основным содержанием (достоинством) книги, со сцены уходят и актеры, и режиссеры, и музыканты из оркестровой ямы. Остаются пыльные декорации, которые без людей, без талантливых исполнителей гроша ломаного не стоят — мешковина, сусальная позолота. И на этой темной сцене правоверные фэны с горящим взглядом пытаются разыграть спектакль сами: «Сейчас мы в этих декорациях станем Олегами Табаковыми и Клодами Ван Даммами!». Нет, не становятся. В результате толпа вандалов разносит декорации вдребезги, а эстет, сидя в зале, говорит: «Ну, конечно, дрянь! Я же знал заранее! И декорации у них пыльные…».