Федор Березин: Пепел

Итак, что он теряет в случае, если этот мир чудес не фикция? Военно-полевой суд? Ну, может, досрочное увольнение на пенсию? Кто на Земле просил его укокошивать планету? Кто простит ему потерю кучи людей, невиданный на Земле в последнее время военный урон? И пусть у него есть оправдание по поводу свалившихся на базу ракет, но ведь были пилоты, погубленные в космосе из-за неумелого неправильного командования, его командования. Но, черт возьми, за свою жизнь он привык существовать в планируемом мире, в мире, в котором военные потери можно было уложить в какую-то вероятную статистику, где астероид с менее чем двухкилометровым диаметром не сдвигает планеты. Как это последнее вообще возможно, ведь есть же законы сохранения энергии? Если бы такое случалось ранее, сама Земля давно слетела бы с орбиты, в ее древней геологической истории полно метеоритных столкновений. И что тогда говорить о Луне, ведь она же вся в кратерах и, судя по их размерам, туда падали не такие мелочи, как Даккини.

Этот Мир был фантомом, как иначе можно объяснить все эти чудеса. Или неверна сама наука, логика, математика и все остальное прочее. Как можно жить в таком мире, где возможно все? Нет ограничений вовсе?

Астро-адмирал охватил свою голову с жгуче-черными, коротко подстриженными волосами. Когда-то люди его возраста обязательно имели седину или залысины, адмирал же не владел ничем этим благодаря научному прогрессу, но это чудо он как-то не учел в своих рассуждениях.

В ночь перед вылетом Хадас лежал в своей каюте в темноте. Однако он не спал: глаза его были открыты и устремлены в невидимое, короткое пространство впереди. Он взвешивал на своих внутренних весах последствия своего будущего поступка. Более всего его душила раздвоенность своего поведения в последнее время. В настоящий момент он понимал, что единственный путь остановить это продолжающееся военное безумие — уничтожить базу начисто. Он давно сделал такой вывод, но не прочувствовал его до конца. И чем больше в дальнейшем он будет над этим размышлять, тем труднее будет решиться, а главное, будет ли возможность? Было бы, наверное, легче если бы «Белонну-1» просто накрыл, тихо подкравшись за пылевыми шлейфами, никем не управляемый Даккини: не пришлось бы ничего решать и ничего выдумывать. Хадас тяжело перевернулся на бок, но не для того, чтобы заснуть, а дабы хоть что-то предпринять в жизни, в текущий момент. Решил ли он все окончательно или еще нет? Расставил ли он все точки над «i» сейчас? Была обида на свое одиночество в подведении рокового итога. Но может ли он ошибиться в главном, и могут ли здесь у него иметься сообщники? Никто не пойдет на убийство товарищей и, что греха таить, на самоубийство. Стоят ли эти люди внизу того, чтобы за них умирать? Имеют ли цену эти варварские подземные города, управляемые полоумными придурками, идущие к неизвестной цели, скорее всего недостижимой по сути? Возможно, все они вымрут через несколько лет или скорее всего уже вымерли вследствие творящегося внизу катаклизма. Может ли полет его бомбардировочного звена или любого другого звена повлиять на ситуацию, или он ошибается? Кто может это знать? И использует ли чудом сохранившийся разум планеты шанс, который он ему предоставит? И если использует, то во благо ли? Не создаст ли он своим поступком очаг новой смертельной напряженности, но уже в Солнечной системе? Кто гарантирует, что со временем поднявшаяся из руин или даже пепла местная цивилизация не поставит своей задачей отомстить Земле? Он не ведал этого, и никто не ведал, но у него был шанс остановить безумие, остановить надолго, может быть, насовсем. Сегодня Хадас устал, очень долго он работал на тренажере, имитирующем полет, очевидно, превысил допустимое: ощущалась дрожь в суставах. А может, оставить все эти вредные, только ему нужные мысли и просто добросовестно выполнить задание? Через несколько дней, когда он найдет выметенный катаклизмом на сушу Подводный Мир и его радиоуправляемое звено ляжет на обратный курс, разгоняясь до второй местной космической скорости, там, позади, под тысячекилометровым слоем воздуха, наверное, успеет опуститься, лечь ровным не потревоженным слоем поднятая взрывами пыль и то, что стало пылью: металл, убежища, люди. Эта мягкая, похожая на пепел пыль, растечется тонкой пленкой по местности, и вкрапленные в нее радиоизотопы еще долгие тысячелетия будут разлагаться на составные части с предсказанной вероятностью. А скоро будут новые взлеты, на новых машинах, и поверх слоя пепла ляжет новый, перемешанный с вывернутыми наизнанку реликтами прошлого. После «погремушки» остается воронка глубиной двести пятьдесят метров, а радиусом полтора километра. Как-то, пролетая над каменистым, без растительности, плато, он видел три идентичных, идеально круглых озера. Сомнительно, что там водится рыба. Эти озера — напоминание о первом годе войны, они существуют сами по себе, никто в них не купается, периодически их спасают от высыхания отравленные дожди. Хотя наверняка созданные им в голове картины неправильны: ведь теперь на планете резко изменился климат, фаза спокойного и неторопливого накопления пепла завершилась. Прокручивая в мозгах эти веселые истории, Хадас не заметил, как уснул, — это было такое благо после одолевающей его в последнее время бессонницы.