Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн

— Сколько у тебя на штанге?

— Шестьдесят кило.

Пружинный гравитометр на стене показывал 0,52 g. Я быстро прикинула в уме: пятьдесят две тридцать седьмых от шестидесяти — то есть единицы — плюс девятьсот, деленное на тридцать семь; добавим одну девятую сверху и снизу, тысяча на сорок, выходит двадцать пять — то есть то же самое, что восемьдесят пять кило на Марсе.

— А чего ты тогда так вспотел?

— Ничего я не вспотел! — он брякнул штангу на пол. — Ты вот сама попробуй!

— И попробую.

Он отступил. Я взялась за штангу, чтобы поднять ее — и передумала.

Дома-то я всегда ставила девяносто и здесь выверяла по гравитометру эквивалент, да еще каждый день набрасывала немного сверх вчерашнего. Я поставила себе цель (кажется, недостижимую): поднимать при венерианском притяжении не меньше, чем дома.

Сомнений нет, что шестьдесят килограммов при 0,52 g подниму.

Но девушке не следует переигрывать представителей «сильного пола» в испытании силы — хотя бы даже своих собственных братьев.

Особенно если брат — зловредина, каких свет не видал, и есть надежда направить его зловредность на службу прогрессивному человечеству. Как я уже говорила, если имеется желание что-нибудь поненавидеть, лучше Кларка компании не найдешь.

Поэтому я принялась для виду пыхтеть-кряхтеть, взяла штангу на грудь, начала было толкать ее кверху и завизжала:

— О-е-ей, помоги!

Кларк толкнул одной рукой середину грифа, и объединенными усилиями штанга была поднята. Тогда я выдавила сквозь стиснутые зубы:

— Перехвати.

Он опустил штангу вниз, а я перевела дух.

— Ну, ты силен стал!

— Стараюсь.

Ура, сработало! Кларк подобрел, насколько позволяла его вздорная натура. Я предложила заняться акробатикой — если только он не против быть «нижним», а то, мол, не уверена, что удержу его при 0,52 g.

Он был вовсе не против; как же — еще одна замечательная возможность побыть сильным и мужественным! Поднять меня он, конечно, поднимет — я аж на одиннадцать кило легче этой штанги. Когда он был поменьше, мы уже занимались акробатикой, но тогда «нижним» была я. Это я придумала, чтобы держать его в рамках, когда родителей дома нет. А когда он стал с меня ростом и, боюсь, посильней, мы тоже акробатничали, только менялись местами.

Но сейчас я весила в полтора раза больше, и на особо головоломные трюки что-то не тянуло. Выйдя в стойку «руки в руки», я завела разговор о предмете, занимавшем мои мысли.

— Кларк, тебе нравится миссис Ройер?

— Эта-то? — Он фыркнул и издал неприличный звук. — С чего бы?

— Да нет, просто спросила. Она… Ладно, бог с ней.

— Ну и держись ногами за потолок…

— Стой! Не смей!

— А тогда договаривай, раз начала.

— Ладно, ладно. Подожди только — на плечи тебе встану.

Перевернувшись, я встала ему на плечи и спрыгнула. Самое скверное — не лишний вес (хотя и он — не подарок), а скорость, с которой падаешь. А Кларк — он спокойно может отойти, бросив меня в воздухе вниз головой; ему только дай повод…

— Так что там миссис Ройер?

— Да ничего особенного. Просто говорит, что все марсиане — шваль.

— Вот как? Ага. По-моему, она под это слово тоже неплохо подходит.

— Говорит, «Треугольник» роняет свое достоинство, позволяя нам летать первым классом. А капитану, говорит, не стоило пускать нас на обед в приличное общество.

— А еще?

— Да, в общем, все. Все мы — подонки, морды каторжные и все такое.

— Интересное кино…

— А подруга ее, миссис Гарсиа, с ней полностью согласна. Только мне, наверное, не надо все это повторять. В конце концов, у всякого есть право на собственное мнение.

Кларк не ответил, что само по себе признак очень скверный, развернулся и пошел к выходу. Тут я испугалась — не перестаралась ли — окликнула его, но он даже не обернулся. Кларк — он слышит-то прилично, но поди заставь его слушать, что говорят…

Что ж, дело было сделано, а потому я просто надела мягкие крепления для грузов, нагрузилась до моей расчетной венерианской нормы и пробежалась по «бегущей ленте», пока не созрела для душа и переодевания.

На самом деле мне было плевать, что там случится с этими гарпиями — только бы ловкость Кларковых рук не подвела. Чтобы даже малейших подозрений на него не было. Я же ему и половины всего не рассказала!

Никогда прежде не поверила бы, что можно презирать кого-то только за его происхождение или за то, где он живет! Конечно, я много раз видела туристов с Земли, манеры у которых оставляли, мягко говоря, желать лучшего — но папочка говорил, любой турист в чужой стране выглядит не блестяще. Просто потому, что не знает местных обычаев. Я верила — как же папочке не верить? И те прилетающие с Земли профессора, которых папочка иногда приглашает к обеду, всегда держат себя просто замечательно — значит, бывают которые умеют себя вести…