Геннадий Игнатченко: Продавец чувств (фрагмент)

И ещё с тех пор никогда не оставляло меня чувство вины, будто я один был во всём происшедшем виноват. Глупый, трусливый, непослушный, упрямый тип! Как мне теперь жить? Бедняга Кладомир...

К утру мать ожила. Я уже боялся, что этого не произойдёт. Она открыла ставни, подошла ко мне, погладила по голове.

-Теперь ты остался у меня один, сынок! Береги себя, если сможешь. И не горюй. Никто не знает своей судьбы. Вставай, надо что-то делать.

И жизнь снова потекла своим чередом.

8.

На этом содержание первого конверта заканчивалось. Я отложил его в сторону и потянулся. Странно. Даже не заметил, как за окном стемнело. Неужели мне было интересно? А почему бы нет? Конечно, в другое время и в другой обствновке я не заставил бы себя прочесть и пары страниц этой дурацкой сказки. Но теперь всё было иначе.

Я помню, в детстве точно так же долго не мог преодолеть в себе отвращение к фамилии "Гоголь". Она казалась мне непонятной, глупой и некрасивой. Зелёный томик его рассказов и повестей всё время стоял в книжном шкафу на самом видном месте. Сидел ли я, лежал, ходил по комнате - он постоянно мозолил мне глаза, и был от этого ещё более противен.

Но как-то раз, ветреным осенним днём я, сам не знаю, почему, вдруг почувствовал странную тягу взять его в руки. Долго сопротивлялся этому порыву, но, наконец, не выдержал, подошёл к книжной полке. Весь этот день, и весь следующий, я не выпускал его из рук. Я даже на ночь совал его под подушку. Передо мной вдруг открылся иной, не очень понятный мне мир. Я полюбил вдруг зиму с её морозами и метелями, уютные мазаные хаты и дым из печных труб, казаков, ярмарки, церкви, колокольные звоны, лошадей, чертей, свиней, и даже огромные лужи.

Очарование это продолжалось не очень долго. Неделю или две. Тогда это был, впрочем, большой срок. Но постепенно всё ушло, остался только след в памяти. Примерно то же самое происходило и сейчас. Я знал, что всё это несерьёзно, и через несколько дней мне будет смешно и, хуже того, безразлично. Я буду презирать себя за то, что позволил себе увлечься несерьёзными россказнями безвестного писаки. Но сейчас меня разбирало любопытство - что же будет дальше?

(продолжение романа следует)