Журнал «Если» 2007 № 01

«Нет, — сказал он с сожалением, — но только я никогда на тебе не женюсь… Никогда. Мне не нравятся такие женщины».

Повернулся и ушел. В ночь. Нет, на самом деле был полдень, разговаривали мы у входа в его подъезд, я выскочила с работы на пару минут, зная, что он в это время приходит домой обедать, солнце ярко светило, но все равно настала ночь, темнота, затмение…

Дома я прошла в свою комнату, встала у окна и смотрела в слепое городское небо, подсвеченное фонарями, как театральный занавес, на котором можно собственной фантазией нарисовать созвездия. Может быть, сосед прав, и моя половина вовсе не Витя, а какая-нибудь звезда в созвездии Ориона? А может, моя половина нечто совсем нематериальное, идея, которую я должна найти в жизни, чтобы стать счастливой?

Стоя у окна, в темноте, обхватив руками плечи и глядя на красноватый от уличных огней фон облачного неба, я поняла, что ничего не хочу, то есть не хочу ничего сейчас, пока… Пока — что? Господи, это же понятно, неужели я должна объяснять самой себе? Пока Витя… пока он… Вот: пока он не будет счастлив, пока он не найдет в жизни своей половинки. Знаю, что это не я, ну и пусть, но он должен найти, должен, должен… И только тогда, зная, что ему хорошо, я смогу… Может, моя половина — комета в небе, теплое (или холодное?) течение в океане, лед на вершине Гималаев. А у Вити это наверняка красивая, добрая, умная, молодая… Я не ревную, я даже не знаю, что это такое. Пусть Витя найдет свою половину, и тогда… Мне станет хорошо? Нет, мне станет совсем плохо, так плохо, что я не смогу больше думать о нем… и подумаю наконец о себе.

Странно, но утром, проснувшись от звонка будильника, я не помнила, когда легла. Я вообще ничего не помнила — стояла у окна, думала «пусть ему будет хорошо», а потом вдруг…

На работу мне нужно было к девяти, родителей не оказалось дома: мама ушла в поликлинику, а отец уехал на завод, что-то они там сегодня сдавали, то ли новую конструкцию, то ли проект.

Я выпила большую чашку кофе, надела синий брючный костюм, подкрасилась в меру и поднялась на пятый этаж, впервые, по-моему, за все годы, что мы жили в этом доме. На площадке стоял покосившийся стул, а к одной из дверей крепилась табличка: «28. С.Н.Савранский».

Он открыл после первого же звонка, будто стоял за дверью. На нем был огромных размеров старый полинявший халат, запахнутый на груди и перевязанный толстой тесьмой. Когда-то халат был, наверное, красивого оранжевого цвета, но давно выгорел и стал похож на подстилку, по которой долго ходили; на груди остался едва различимый след то ли туфли, то ли утюга.

Квартира, конечно, оказалась запущенной. Я прошла за ним в комнату, которая, вероятно, служила гостиной, села на край стула, в точности такого же, какой стоял на лестничной площадке, и сказала, делая вид, что не хочу отнимать ни его, ни своего времени:

— А если, — сказала я, — нужно отыскать половину не мне, а другому человеку? — Не вам? — переспросил сосед. Он стоял, прислонившись к старому буфету, который даже на барахолке невозможно было бы продать не столько по причине ветхости, сколько по неоспоримой несовместимости с современной жизнью.

— Я понимаю, Юля, что вы хотите сказать, — сообщил он. — Честно говоря, никогда об этом не думал, это другая задача… То есть, в принципе, та же самая, но иные граничные условия. И коэффициенты в уравнениях просвета… — Да-да, — сказала я. Меня не интересовали его заумные теории, я спрашивала о своем. — Юля, — сказал он и повторил: — Юля… Я ведь вам хочу помочь… — Мне, — сказала я. — Вы поможете мне. Если найдете половинку для человека, которого… Я не смогла закончить фразу, что-то сдавило мне горло; сосед, к счастью, не обратил на это внимания. Он на меня и не смотрел, думал о чем-то, может, что-то высчитывал в уме.

— Знаете, Юля, — сказал он наконец, — вы задали очень интересную задачу. Когда ищешь для себя, то хотя бы понимаешь, кому твое счастье может нанести вред… находишь свои части в мире, становишься собой, делаешься сильным, но при этом отбираешь что-то у другого. Зная себя, можешь хотя бы оценить… Я молчала.

— Но вы предлагаете решать за другого человека, — продолжал он. — Вы хотите найти для другого его второе «я», а может, третье и чет вертое, я не могу сказать заранее, сколько компонентов бытия должно совместиться, чтобы этот человек стал собой… и кому это может причинить зло…

— Станислав Никонович! — воззвала я. — Не надо мне ничего говорить. Я не хочу об этом знать. Мне все равно. Мне нужно, чтобы он… — Значит, это мужчина, — кивнул сосед. — …чтобы он нашел наконец себя и стал счастливым человеком. Если второе его «я» — женщина, значит… ну, я перебьюсь. А если вулкан какой-нибудь… — Вулкан может проснуться и обрести такую силу!.. — Пусть. — Да, — сказал сосед, помолчав, — вы решили. — Вам нужно его имя? — спросила я. — Адрес? Что-то еще? — Нет, — покачал он головой. — Ничего не нужно. — Я читала об одном целителе, который лечил по телефону всех, о ком его просили, даже имени не спрашивал. Он оказался… — Шарлатаном, — кивнул Савранский. — И что? Мне не нужно знать имя… У американского фантаста Шекли есть повесть «Обмен разумов». Там главный герой, не помню кто… — Флинн, — подсказала я. Шекли мне нравился в восьмом классе, я прочитала все, что могла найти, а потом разлюбила, потом у меня были Воннегут и Булгаков. — Флинн, да. Он потерял девушку Кэти и попросил знакомого, специалиста по теории поисков, найти возлюбленную. «Хорошо», — сказал тот и пошел. «Куда вы? — удивился Флинн. — Вы ничего не знаете о Кэти, как вы будете искать?» «Скажите, — ответил приятель, — если бы вы знали о своей Кэти все: адрес, телефон, профессию, то могли бы найти ее сами?» «Конечно», — уверенно сказал Флинн. «Ну вот. Я знаю все о теории поисков. Зачем мне нужно знать что-то о Кэти?» Савранский подошел ближе и посмотрел мне в глаза. Я думала… Я боялась… Нет, это был нормальный взгляд человека, уверенного в своей правоте.