Аскольд Якубовский: Черная Фиола

Надо идти к ним. Это свои ребята, его рабочие друзья.

Жогин кое-как поднялся, сел, придерживая голову рукой. И снова увидел летел вертолет, но теперь высоко.

Так человека не найти, надо подать знак, развести костер.

Он представил себе, как сделает - ногой столкнет в желтую кучу мох, сучья, хвойные сухие иглы. Подожжет их. Сверху увидят дым и найдут его.

Он развел костер. На это ушло несколько спичек и половина записной книжки.

Костер вышел нищий, жиденький, а дыма из-за сухости топлива получилось совсем немного. Да и к тому же он почти исчезал, процеживаемый на пути вверх сосновыми кронами. Тут еще налетел низовой ветер, засвистел, завыл в камнях, швырнул в Жогина угли.

Пришлось давить их пальцами, как клопов.

Давя, он не чувствовал жжения. И дышать тяжело... Он словно зажат между двух досок.

Но что это? Его ищут, зовут! Он слышит голоса.

Нужно спешить к ним навстречу! 30

Жогин включил двигатель ракетной шлюпки.

Движение угадывалось только по неровному миганию шкал, по растекающейся за кормой газовой струйке.

От невероятной скорости полета струя была не прочеркнута, а нарублена короткими, словно светящимися кусками, остающимися позади.

Жогину показалось, что ракетная лодка в полете сжигала сама себя.

Она шла к Земле по кратчайшей линии.

Земля... Жогин держал ее на прицеле, бесконечно отодвинутую. В перекрестьях оптического прицела, в тонком плетении его радиальных кругов, то прилипая к ним, то отрываясь, дрожала ее точка.

А где-то немыслимо далеко была другая точка - охваченная распадом Черная Фиола. О ней не хотелось помнить.

В полете Жогин то и дело тяжело засыпал. И тогда ему снилось, что он идет по Земле, в сибирской тайге, что каждый шаг его отдается острой болью в голове.

Он стонал, просыпался и, проверив ориентировку, опять засыпал. 31

Просто лежать и ждать было невозможно. Хотелось ползти, тянуться к тем, кто ищет.

То и дело низко и с грохотом пролетали вертолеты - туда, сюда. Они не замечали его.

Тогда он пополз промеж камней, вдоль упавших деревьев, вывернутых их корней. Впереди, чуть заметное что-то светилось. Что? Лампа Петра?.. Вот для чего он жег ее ночами - чтобы Жогин мог идти к ней. Но Жогин сердился: почему экономит? Зачем включает маленькую лампу? Ведь он едва ее заметил здесь, в скалах и мхах.

Но все же она светит... Светит!

Жогин полз. Он тащил за собой карабин, тяжелый не только весом, но и ответственностью - давал расписку.

Ствол карабина погнут, ложе разъехалось острыми обломками. Из него и выстрелить-то нельзя.

И каждый метр пути мучителен, каждый толчок отдавался глубоко в затылке. Но первый снег задержавшейся новой зимы уже падал и приятно холодил голову.

Когда же боль доходила до предела, становилась неукротимо свирепой, Жогину казалось, что вокруг горела тайга: металось красное, полыхало дымом и жаром, летели птицы и бежало всякое зверье.

Жогину мерещилось чудное, будто он летел в ракете и неудачно приземлился, а этот горный невысокий лес загорелся от взрыва его ракетной шлюпки.

И вот - лесной пожар.

Шел густой снег, хлопьями.

Вдруг близко, метрах в ста от себя, Жогин услышал голоса, собачий лай. Он узнал этот лай. Черный пес...

Милый псина не предал его, он ведет к нему людей.

Жогин крикнул. Но голос был давно потерян им.

Цепляясь за камень, Жогин поднялся. И звал, звал к себе людей, свистя беззвучными голосовыми связками.

- Слышали? Там взорвалось что-то! - кричал Семин. - Горит лес, поспешим.

И побежал, маленький и быстрый, перескакивая камни. Впереди него, оборачиваясь и лая, бежал Черный пес. 32

Вот что было записано карандашом в памятной книжке, которую нашли в кармане Жогина:

"Звездная лоция: в полете ориентируйте навигационную систему по звезде Канопус".