Коллектив авторов. Составитель С. Лукьяненко - Гуманный выстрел в голову

— Что?! — не поверил своим ушам Григорий. — Когда нашли?! Как?!

— Точно не знаю, — сто шестой снова улыбнулся, — кажется, сегодня ночью. Второй, говорят, целое утро в разъездах. И в Лагере был, и на пирсе, даже в городе его видели.

— Это ж сколько времени прошло? Года полтора?

— Да больше. Сразу после твоего прихода.

— Так значит…

— Ну да! Авось и для тебя там письмо найдётся, — сто шестой был явно доволен. — Говорил я тебе! Говорил! У нас ничего не пропадает!

Григорий Поликарпович медленно опустился на скамейку и уставился перед собой:

— Почти два года, — сказал он. — Страшно. И странно.

— Страшно — не то слово! — нарочито серьезным тоном заговорил толстяк. — Представляешь, сколько нам теперь писем разносить!? У-у-у! Правда, больше трети уже разобрали — сами на радостях заявились, — но работки еще о-го-го!

Под потолком что-то зашипело, затрещало, закашлялось:

— Так, сто шестой, двести сорок седьмой, — раздалось вдруг из динамика, — чего там копаемся!? Быстро на вылет! Быстро! Рабочий день начался уже пять минут назад!

Сто шестой торопливо запихнул ботинок в шкафчик и принялся стягивать трусы:

— Давай, двести сорок седьмой, раздевайся. Нагоняй ведь получим, елки-палки!

— Два года. Надо же, — сказал Григорий Поликарпович, поднимаясь. — Два года… Носки снять не забудь.

Весь день Григорий Поликарпович разносил письма. Он давно уже знал город наизусть, и поначалу безмерно увлекательная, захватывающая дух работа превратилась со временем в рутину. Названия улиц, переулков, проспектов, бульваров, площадей, номера домов, корпусов, квартир и тому подобное ровными рядами располагались в его голове.

Люди по старой доброй традиции оставляли на подоконнике блюдце с семенами и чашку с водой — честную плату за нелегкий труд, — посему обеденный перерыв почтальонам не полагался. Иные экземпляры к концу рабочего дня с превеликим трудом удерживались в воздухе.

Но Григорию Поликарповичу было не до еды. Он летел и думал о «потерянном грузе» — целой партии писем, неожиданно исчезнувшей по пути в Голубятню и так же неожиданно найденной спустя почти два года. Григорий Поликарпович был абсолютно уверен в том, что письмо, адресованное ему, сгинуло вместе с «потерянным грузом», а теперь вот вернулось. К счастью или нет — кто знает? Раньше он отдал бы все, чтобы взглянуть хоть одним глазком на адрес, написанный таким знакомым почерком. А сейчас…

Когда Григорий Поликарпович вернулся домой, было девять часов вечера. Он долго стоял перед дверью, крутил в пальцах маленький, плоский ключ и, наконец, позвонил.

Открыла Варя. Она была в фартуке, с кухни доносился запах жареной картошки.

— Григорий Поликарпович, — улыбнулась она, — здравствуйте. Будете с нами ужинать?

— Здравствуй, Варюш, — улыбнулся он в ответ. — Спасибо, но…

— Нет, нет, нет! — запела Варя. — Отказы не принимаются. Костик уже мясо дожаривает, так что идите мыть руки.

— Ну хорошо, — устало согласился Григорий Поликарпович. — Я сейчас.

Он, затаив дыхание, вошел в комнату и включил свет. Все было как обычно: старый пыльный диван, просиженное кресло, обшарпанный стол, стулья, покосившийся шкаф.

И только одна деталь выбивалась из привычной обстановки — письмо.

Григорий Поликарпович подошел к столу, осторожно поднял мятый конверт и надорвал:

«Дорогой Гришенька! Очень по тебе скучаем. Вот решила написать, хотя совершенно не знаю, с чего начинают письма. Сережа два месяца назад окончил школу и поступил в тот самый институт. Только ездить туда очень далеко. Работаю я теперь в новой больнице. Если ничего не изменится, останусь тут надолго. Часто вспоминаю, как ты меня уговаривал поступить в медицинский институт. И теперь страшно тебе за это благодарна.

Так и течет наша жизнь изо дня в день.

А четыре дня назад случилась беда: на работу мне позвонила Таня и сказала, что пропал Костик. Подняли всех на ноги, искали его целый день. К вечеру нашли. Господи, я даже не сразу его узнала. И все из-за какой-то рыбы… Похороны завтра.

Сволочей этих нашли почти сразу. Из нашего же дома.

Гришенька, милый, с тех пор, как ты от нас ушел, я не могу и минуты не думать о тебе. Не знаю, прочтешь ли ты эти строки, существуют ли иные миры, но надеюсь, тебе хорошо там. Покойся с миром. Я всегда буду с тобой».

Григорий Поликарпович отложил письмо и глубоко вздохнул. Дошло. Оно все-таки дошло. Несмотря ни на что.

— Григорий Поликарпович, где же вы? — обиженно позвала Варя. — Все готово.