Георгий Игнатьев: Цена чуда

Ученого делает постоянная напряженность мысли. Думают все, но у одних мысль течет вялой струйкой, уходит в пустые мечтания, а у других она, как упругая пружина. Ученый держит в голове проблему и крутит, крутит ее. Я так не умею. Игнатову никогда не достаточно того, что он уже узнал. Вот почему он был мне тогда нужен.

Мы занимаемся социальной кибернетикой. Тут надо чувствовать специфику это не просто многомерная задача, тут свои степени свободы. Я знал, что Игнатов эти сюжеты давно в себе прокручивал, хоть результатов и не выдавал. Имело смысл его на этот след пустить. Хоть он прогнозную тематику и не очень уважал, но пусть в параллель с основной группой поразмыслит. Я к этому хотел его незаметно подвести. Пока неопределенность прогноза удается как-то объяснить неполнотой исходной информации. Но не в ней загвоздка, на нее все не спишешь.

На Игнатова я крепко надеялся. Он чудом считает, что я его идею принял. А для меня как подарок судьбы выпал, когда он мне про эту идею начал рассказывать. Как это он тогда мне объяснял? Наука становится наукой, когда открывает универсальные запреты - вроде законов сохранения энергии, материи, заряда и тому подобные штуки. Прогноз пока не наука - там все возможно. А должен быть закон сохранения неожиданности, неизбежность такого, что в ожидаемую картину не укладывается, - чуда, одним словом. Прогноз не может предсказать все, что будет, потому что чудо неизбежно.

Чудо - это не сверхъестественное событие, конечно. Оно просто не описывается в доступных наличному знанию причинных связях. Дело не в непознаваемости. Просто мы еще не осознали, что знание о будущем качественно другое, чем знание настоящего. Мы не можем получить портрет будущих событий. Вместо этого получается пучок возможных сценариев с точками ветвления, где следует ожидать непредвиденного. Вот это мне Игнатов и начал вдалбливать, как только я его за стол усадил. Как будто заранее знал, зачем я его, на самом-то деле, звал.

3. ИГНАТОВ

Шеф слушал меня как человека дела, довольно точно усвоив, что я ему мог бы дать для прогностики. Но для меня прогностика нужна была только как повод обкатать идеи, бродившие во мне много лет. Не знаю даже с чего начать. Может быть, с юношеских увлечений. Мне казалось, что истинно полюбить можно только красавицу. Но красавицы либо не замечали меня, либо в процессе моих ухаживаний безнадежно дурнели. А другие находили дурнушек, которые чудом расцветали от их любви. Это чудо было мне не по силам, я не был способен превратить царевну-лягушку в Василису Прекрасную. Наверное, потому, что не умел ждать чудесного превращения, не умел жертвовать собой ради счастья бедной лягушки. Понял я это только много позже. Тем красавицам моей юности не хватало бескорыстия в моем любовании ими. Я не был для них тем, от кого они могли ждать чудес первой необходимости.

Я убежден в том, что социальную кибернетику, которой мы занимаемся в нашей фирме, нельзя развивать серьезно, не включив в нее понятие чуда. Прогностика - это только частный случай.

Чудо - оно, конечно, непредсказуемо по своей редкости. Но что какое-то чудо произойдет в определенных условиях, часто можно сказать довольно уверенно. Значит, в этих условиях гарантированно не выполняются прогнозы. Конечно, это все только прикидка идеи, но сама идея стоит того, чтобы за нее взяться.

Ключевую мысль, так понравившуюся шефу, я подслушал в разговоре двух сослуживцев о том, что "Спартак" должен был непременно выиграть последний матч с "Жальгирисом", но произошло чудо, и прогноз не оправдался. Вот чего мне не хватало для кристаллизации идеи - сочетания слов "чудо и прогноз", превратившее в отчетливый лозунг долго вынашиваемую мысль. С этим уже можно было штурмовать шефа.

Разговор наш начался с какого-то малосущественного вопроса, который я тут же забыл навсегда. Шеф схватился за мою идею теоретического обоснования принципов прогностики. И не зря. Я сам точно знаю, что идея хороша. Но, Боже мой, есть же на свете вещи более важные, чем выполнение директорских поручений ради блага его карьеры! (И моей, впрочем, тоже. Это же тесно связано.)

С точки зрения развития успеха сейчас самое время было бы создать научную теорию прогностики. На это меня все время настраивал мудрый Савельич. Но мне интересно совсем не это, а то, как возможны чудеса! Почему совершает чудеса самоотверженная материнская любовь? Почему чудеса могли совершать христианские мученики? Потому что настоящее чудо строится на сознательной жертве, на отказе от житейского успеха ради осмысленного и осознанного страдания. Вот где настоящая проблема.