Питер Морвуд: Иван-Царевич

— Ну что, нальем глаза-то? — бросил он вызов главному управителю и залпом осушил чашу.

К немалому его удивленью, Дмитрий Васильевич от него не отстал, хоть и был сорока годами старше. Скажи кто Ивану, что этот старый сморчок столь охоч до горячительного, он бы только в лицо ему рассмеялся. А тут, видя, как седовласый, седобородый старец опрокидывает чашу за чашей и под стол валиться не думает, испытал к нему некоторое уважение.

— Итак, — продолжал Иван, опомнившись, — в старые времена был обычай давать выкуп за невесту. Ныне же, напротив, отцу невесты сундуки отворять приходится, верно?

— То-то и оно! Приданое жениху за невестой дают. А вашему батюшке трижды мошною трясти придется.

— Чертовщина! — выпалил Иван, позабыв о приличиях.

— Точно так, Ваше Высочество. Хорлов не шибко богат, три дочери....

— ...есть три дочери, никуда не денешься. Иль, может, тебе лучше с батюшкой да с матушкой об сем потолковать?.. — В голосе Ивана прорезалась злость не по летам, буйный молодецкий нрав запросился наружу.

— Боже упаси, царевич! — спохватился Стрельцин. — Родители твои уж высказали мне на сей счет весьма здравые суждения. Но воз и ныне там: из казны три приданых убудет, а прибудет всего одно. Арифметика простая, выгоды никакой. Так и по миру пойти недолго.

— К чему тогда такие строгости в твоем реестре, Дмитрий Васильевич? Отчего ты внес лишь высочайших особ?

— То есть как? — Голос главного управителя выдал крайнее недоумение. — В жилах сестер твоих течет царская кровь. Можно ли, чтобы какой-то...

— Мужик?..

— Лицо неподобающего звания, — не растерялся Стрельцин, — претендовало на руку царевны? И то сказать, Катерина столь опрометчива, что, пожалуй, и за безродного пойдет, чтобы жить после да мучиться.

Иван покачал головой, хлебнул еще меду, затем наполнил чашу родниковой водицей.

— Ну, не совсем, поди, она без ума. Однако ты прав — опрометчивость в ней есть. И как не быть, коли до тебя только отчаянные да опрометчивые достучаться могут?

— Как скажешь, царевич.

— Ну вот заладил: «Как скажешь, царевич!», «Воля твоя, царевич!». А сам-то никогда опрометчив не бываешь? Свои-то страсти есть у тебя?

— Есть, царевич. У меня страсть к порядку, к разуму, к покою. Ежели взялся что делать, делай как положено. Вот в чем страсть моя.

— К примеру, выдай замуж царевен как положено, как положено царевича жени, невзирая на обещанье, всем нам батюшкою данное?

Стрельцин открыл было рот для ответа, да запнулся, как будто перечитывая его в уме, чтобы он прозвучал более пристойно для юношеских ушей. Иван нетерпеливо прищелкнул пальцами: щелчок вышел сухой и слишком резкий в тишине раздумий главного управителя.

— Ну не тяни! Слово даю не гневаться.

— Во-первых, некие были б счастливы получить приглашенье на царский пир.

— И кто ж такие? — невинно вопросил Иван. — Сородичи твои?

Стрельцин и глазом не моргнул.

— Сотоварищи, — отозвался он с достоинством. — Многое умеют, не токмо сундуки наполнять.

Либо чародеи, либо татары, подумал Иван, но смолчал.

— Ну так внеси их в реестр моею волей.

— Благодарствуй, царевич.

— Не благодари, покуда «во-вторых» не сказал.

— Во-вторых, царевич, батюшка твой, давая вам обещание, намерение имел доброе, но не государственное. Для государственной пользы нипочем нельзя дозволять царскому отпрыску жениться али замуж выходить по своей воле. Не было и не будет для монарших особ сей благодати. А кто ее взыскует, тому далече странствовать надобно.

Иван пристально поглядел на Стрельцина. Что кроется за странными его речами? Не припомнит он, чтобы главный управитель пускался в туманные рассужденья без основательной причины.

— Скажем, батюшке твоему по молодости незачем было брать в расчет притязанья великого князя Киевского. А тебе придется. Да и все его чада в браке должны первым делом искать союзников престолу, иначе в один прекрасный день князь Юрий протянет свою длань, сграбастает нас в кулак и не будет более на свете Хорловского царства. Удельного княжества, и того не будет.

— А ну как протянет он свою длань, да с култышкой и останется, — тихо, но грозно вымолвил Иван.

Он ожидал, что Стрельцин вновь утомит его до смерти бесконечными речами о государственном долге, но, к вящему удивлению царевича, первый министр ни словом не возразил, видать, сумел Дмитрий Васильевич излить страсть свою до последней капли, освободив место медовухе.

— Ладно, — не получив ответа, продолжал Иван, — я твой резон понял: пойми и ты мой. По-твоему выходит: чем беднее государь, тем ничтожней у него союзники. Но ведь и приданого они поменьше возьмут. — Он поморщился своим словам: такие не царскому сыну говорить вместно, а гостю торговому. — Да к тому ж поместья низшей знати — они тут, близ Хорлова, а твои могучие союзники где? Так что включай и мелкопоместных в свой реестр, сие и выгоде государственной послужит, и уважению батюшкиного слова.