Владимир Савченко: Черные звезды (сборник)

Начну где-нибудь с самого простого: круглое катать, плоское тащить. Наверно, первое время буду выглядеть странновато. «Слышь, ты не родич будешь Максиму Колотилину, знаменитому психонавту? Похож». — «А я он самый и есть». И ребятушки: го-го-го! — как Борис. Самый верный способ скрыться… И вернусь в институт «нормальным» в общении и ориентировке, не хуже других (постараюсь, чтобы и лучше), но сохранившим в себе все.

…Потому что с эффекта, неудачно названного нами «перепутанностью», открывается новая глава в истории человеческого познания, восприятия мира. В ней прежнее «зрение-слух-обоняние-осязание-вкус» будет только одним из многих.

И не только человеческого. Еще и эти, от звезды Барнарда и тризвездия Проксимы Центавра, примчат перенимать опыт.

Светлый ветер гуляет над водой, над яркими берегами. Волны озаряют мои руки, выбрасываемые вперед саженками. Тонко поют звезды. Течет Волга, Земля летит в космическом пространстве… Ну-ка резвей, чтобы согреться!

— Та-димм… та-дамм-та-димм! Мы еще поборемся!

Вопрос о роли личности в истории сложен прежде всего потому, что его невозможно проверить экспериментально. Можно до хрипоты спорить о том, как развивались бы те или иные события в случае участия в них тех или иных людей, но на практике мы не можем проверить, сколь радикально изменилась бы глобальная ситуация в мире в результате замены одной личности на другую. Тем не менее, даже соглашаясь со Львом Толстым в том, что «история есть равнодействующая миллионов воль», мы подсознательно уверены в обратном. Кто из нас не говорил в запальчивости: «Да я бы на его месте!»? Автоматически не учитывая того, что какие‑то причины помешали нам оказаться на ТОМ месте, и не задумываясь о том, что мы можем сделать на СВОЕМ месте…

Тем не менее следует, видимо, согласиться с тем, что роль отдельной личности существенно возрастает по мере того, как увеличивается ее энерговооруженность. Энергетические возможности Александра Македонского на порядки ниже возможностей любого современного военачальника. И эти возможности постоянно растут. Как только мы дойдем до того, что отдельный человек будет в состоянии уничтожить планету Земля со всем, что на ней находится, спорить о роли личности, боюсь, будет просто некому…

Особняком стоят люди, которые постоянно эту самую энерговооруженность повышают. Имеются в виду те, кто открывают законы природы, и те, кто, руководствуясь этими новыми законами, изобретают новые устройства. Ученые и изобретатели, странные люди, «желающие странного», создающие новое, казалось бы, из ничего, но на самом деле использующие для создания нового подручные средства, имеющиеся в наличии и доступные практически всем. Вот только нужно суметь увидеть эти средства, соединить их по- новому… О том, насколько существенно изменение мира в результате действий таких отдельных личностей, тоже можно спорить. Действительно, известны многие открытия и изобретения, созданные практически одновременно параллельно, и тогда получается, что роль конкретного изобретателя как бы нивелируется, не он, так кто‑нибудь другой придумал бы. Но история подбрасывает нам и такие случаи, когда все готово для открытия или изобретения, но не находится умельца, который бы придуман новое, и приход этого нового в наш мир откладывается на десятилетия, а иногда и на века. Закономерность это или случайность?

Все книги Владимира Ивановича Савченко именно о таких людях. Возможно, потому, что автор, инженер–электрик по образованию, сам такой. Он начинал писать в середине 50–х годов, когда в Советском Союзе безраздельно господствовала так называемая фантастика «ближнего прицела», в которой и ракеты летали «низехонько», не выше крокодила из анекдота, и в будущее заглядывать разрешалось недалеко, и изобретать можно было лишь такие вещи, которые укладывались в утвержденные планами пятилеток рамки.

Владимиру Савченко в таких рамках делать было нечего. И уже ранние произведения молодого автора показали, что его интересуют «безумные» гипотезы современной науки: парадоксы теории относительности, антивещество, кристаллическо–кибернетическая внеземная жизнь, анабиоз, планетарная инженерия. Детальное и скрупулезное исследование возможных последствий фантастического допущения, тщательное продумывание изменений, которые может вызвать новое в мире, характерно было уже для первых рассказов Савченко. Но это исследование могло бы остаться красивой многоцветной картинкой, повествующей о приключениях разума, если бы с самого начала писателя не волновало другое: а как, собственно, новое открытие или изобретение повлияет на жизнь общества? Что принесет оно в мир, чем обернется для человечества, радостью или бедой, какие именно изменения вызовет в существовании людей?