— Приезжай, — говорил он, — и уже через три дня ты будешь играть в матче чемпионата. Нам нужен такой опытный игрок, как ты.
— Я бы с удовольствием, — говорю. — Но не могу. Морально не могу.
Хотя порой мне очень хотелось на поле — особенно когда видел футбол со стороны. Я действительно раздваивался. Поначалу даже не до конца осознавал, что вот те парни играют, а я уже нет. Опять хотел туда, на зеленый газон. Тем более когда видел сверху, с трибун, что могу сыграть лучше, чем те, на кого я смотрел. Это были импульсы, вспышки. Но шли недели, месяцы, и постепенно приходилось свыкаться с мыслью — я уже не вернусь.
Но возращение, как ни странно, состоялось. Правда, получилось оно мимолетным. Я уже семь месяцев был без футбола. И вдруг зимой мне звонит один агент, испанец, которого я давно знаю. Спрашивает:
— Ты что делаешь?
— Да в принципе ничего особенного: отдыхаю, провожу время с друзьями.
— А почему не хочешь играть в футбол? Давай попробуем возобновить твою карьеру.
— Ну давай. Мне, конечно, надо себя физически подтянуть. Но если ты сейчас что-то найдешь, я в принципе готов еще поиграть.
Через день он перезванивает и говорит, что разговаривал с президентом «Алавеса», который тогда выступал в первой испанской лиге. Президент этот, Дмитрий Питерман, очень оригинальный человек. Про него много писали в испанской прессе — что он со странностями, не из футбола, любит делать все сам, меняет часто тренеров. Правда, забегая вперед, скажу, что лично я все эти странности на себе не ощутил.
В тот момент меня удивило другое. Оказывается, после чемпионата Европы многие вообще не знали, что я делаю. Некоторые думали, что я уехал играть куда-то за тридевять земель — в Америку или в Китай. И когда Питерман узнал, что есть возможность меня пригласить, он сразу же сказал агенту:
— Конечно же, да! Я хочу его видеть здесь, нет проблем. Пусть прилетает хоть завтра.
Буквально через день я вылетел в Алавес. Там познакомился с Питерманом, пообщался и подписал контракт на хороших условиях. Месяц набирал физическую форму, а потом после одной из тренировок Питерман подходит ко мне и говорит:
— Нам предстоит очень важная игра с «Кадисом», поэтому я включаю тебя в заявку на матч.
Я пытаюсь убедить его, что еще не готов физически. А он стоит на своем:
— Какая разница? Главное, что ты должен быть с нами, чтобы народ тебя видел.
В итоге меня выпускают на замену за десять минут до конца матча. И я за это время забиваю гол, а потом едва не делаю дубль. Народ в шоке. Казалось бы, все — вернулся. Но нет: на следующий день я сам подхожу к Питерману и прошу, чтобы тот отпустил меня из команды.
Почему, спросите вы? Ну не мог я в тот момент долго быть далеко от семьи, от детей. Когда я переходил в «Алавес», не думал, что мне будет так тяжело. Конечно, люди из клуба и сам Питерман были в недоумении. Но как объяснить им, что творилось у меня на душе? Это не передать словами. Будь я двадцатипятилетним парнем, я бы, может, и не грузил себя этими мыслями и остался. Но мне было уже тридцать шесть.
«Алавес» же в том году вышел в Примеру. Потом мне еще несколько раз звонили люди из клуба, передавали приветы, говорили огромное спасибо. Мол, как раз с того момента, как я появился в команде, они выдали серию в двенадцать игр без поражений — как будто команда заново родилась. В момент моего прихода она была на шестом месте, а закончила чемпионат на первом.
Я подождал еще полгода. Думал, колебался: может, все-таки сыграю еще. Но летом понял: наверное, это действительно все. Звали еще из второй английской лиги, но это было несерьезно. И я смирился с тем фактом, что моя карьера закончена.
Отец, Владимир Яковлевич:
— О конфликте с Ярцевым мы узнали из газет. Саша по-своему прав, а тренер явно погорячился. Ярцев — он очень резкий. Может сразу послать на три буквы. Всех строит. Саша не раз говорил нам, что за рубежом прислушиваются к мнению футболистов, особенно такого уровня, успешно игравших столько лет. А у нас с советских времен все еще зажатые. Раньше попробуй только сказать слово поперек начальству. Выскажи свое мнение на каком-то собрании. Мигом лишат или премии, или тринадцатой зарплаты. Спрашиваешь их: «Почему?» Отвечают: «А помнишь, ты тогда ляпнул на собрании!»
Мать, Людмила Васильевна:
— Мы были уверены, что Саша прав. Он же не оскорблял Ярцева. А свое мнение имеет право высказывать каждый игрок.
Владимир Яковлевич:
Читать дальше