Леонид Рейзер: Неизвестный Харламов

Тогда, в пятьдесят седьмом, эти отличия не так бросались в глаза. Ладно нам, детям, – так даже мама ничего особенного не примечала. А все почему? Потому что диктатура генерала Франко все жестоко подавляла, буквально выжигая любое мало-мальское инакомыслие. А вот после его смерти стало все острей проявляться стремление басков к автономии. А народ этот еще с прошлых веков выделялся своей воинственностью.

Я, уже будучи взрослой, несколько раз вместе с мамой гостила у родни в Испании. Это были 70-е годы. И уже тогда буквально в воздухе этой прекрасной страны ощущалась напряженность, которая возникала из-за яростного стремления басков отделиться от Испании. Дважды я это на себе испытала. На автостраде нашу машину остановили – проверка документов. А я, как назло, при себе ничего не имела. Полицейские поначалу решили, что я на баскском выражаюсь, и сразу насторожились. А когда услышали, что мы с мамой из СССР, то облегченно вздохнули и пожелали доброго пути. В другой раз я так легко не отделалась, хотя загранпаспорт был при мне: не поленились и отвезли меня в ближайшее отделение полиции для выяснения моей подозрительной личности.

Мамин двоюродный брат с дочерьми Херманой (названной в честь мамы) и Пепи. Установить, кто у него на руках, не удалось. Это тот брат, которого во время гражданской войны в Испании отправили в Алжир

Бегоня Хермана – будущая мама хоккеиста Харламова в детском доме в Одессе с подружкой-испанкой. Там она десятилетней девочкой жила после приезда в Союз до Отечественной войны, когда ее эвакуировали в Саратов и потом в Тбилиси

Так что Валерий Борисович Харламов – наполовину русский, наполовину испанец. Строго говоря, не испанец, а баск наполовину.

В его жилах текла кровь небольшого, свободолюбивого и самобытного народа.

Отец. Я подарки им посылал. Мяч футбольный шикарный Валерику! Кожаный. Духи Бегоне – «Красная Москва». Оформлены они были плоховато, зато по качеству ох как хороши были – в Париже на выставке первое место взяли!

Сестра. В Испании мы жили как у Христа за пазухой. Тихо. Спокойно. Тепло. Чисто. Безмятежно жили. Бытовых проблем вообще не знали, напротив, полное изобилие, одеты-обуты. Ну чего, казалось бы, еще надо?!

Харламовы высоко над Бильбао и далеко от Москвы, где остался глава семейства

Все хорошо, все просто замечательно было у Харламовых в Испании

Однако маме нашей было как-то не по себе. Не сразу это она ощутила, наверное, месяца три-четыре минуло. Ее душевное состояние все ухудшалось. За нами откровенно, даже не пытаясь это скрывать, следили, контролировали буквально каждый шаг, вплоть до того, какие радиостанции слушаем по вечерам. Кто-то из вернувшихся из Союза терпел, привыкая к такому безропотно, а кто-то мучился, его организм отторгал такую жизнь – будто в клетке. Почти все мужчины из числа тех, кто прибыл в Испанию на пароходе «Крым», оказались потом в тюрьме.

Мама еще со времен своего детства до эмиграции в СССР привыкла резать правду-матку, невзирая на лица; могла, особенно если что-то больно заденет ее, идти до конца, борясь за справедливость.

Это недовольство наряду с душевным дискомфортом накапливались, накапливались – и, наконец, уже по весне мама не выдержала и написала папе весточку: «Прошу тебя, Боренька, забери нас отсюда! И – поскорей, ради бога».

Отец быстренько оформил необходимые документы по линии Красного Креста с требованием вернуть детей.

А нам, детям малым, мама, плотно закрыв дверь своей спальни, сказала просто и решительно, тоном, исключавшим возражения: «Дети, мы едем к нашему папе. Домой возвращаемся. В Москву».

Отец. Письма из Испании получал регулярно. И сам тоже писал им в ответ.

Сестра. Сам город Бильбао, где мы жили, расположен в низине, а вокруг горы – серпантин на серпантине. Иногда выбирались на машине в живописные окрестности. На этом снимке: довезли нас на самую гору, мы вышли полюбоваться видами, внизу – море.