Юрий Винничук - Кнайпы Львова

Художники и пластики толпятся вокруг авторитетов кисти. Есть здесь еще несколько литературных снобов и гангстеров. Есть мисс Украины. Время от времени попадет в кофейню какой-нибудь музыкант и ударит в публику аккордом сенсаций.

Рядом есть темные комнаты, отделенные и заслоненные непроглядными занавесками, совсем как в Париже. Но вместе с тем нет элегантной парижской публики, там даже редко пьют настоящее шампанское. Там играют в карты. Игра в карты — это тот фиктивный микрокосм, упорядоченный до подробностей, где ничто непредвиденное не происходит… П, ены? Может, слишком высокие, как для кризисных времен, поэтому некоторые должны довольствоваться стаканом воды».

Но напоминала кофейня Париж своим названием недолго, потому что львовяне перекрестили ее в «Де ля Пейс» из-за большого количества евреев, которые здесь с самого утра до вечера просиживали. В конце концов, это заставило постоянную публику переселиться в другие места. Потеряв изысканных клиентов, владелец ввел джаз-банд и оркестр, но это его не спасло.

Несмотря на прекрасный вид за окнами, столики у окон вовсе не пользовались успехом, ибо ни у кого из посетителей кофейни не было времени и терпения восхищаться прекрасными видами. Сюда приходили на газеты, на кофе, но чаще всего — в поисках бизнес-интересов. А для этой светлой цели нужно было прежде всего видеть не пейзаж, а других посетителей и интересантов, и самому быть на виду. Таких лиц легко было отличить по их манере сидеть — лицом, а не в профиль, в центральной части помещения.

Диваны под окнами, один напротив другого, у каждого столика были обращены по давнему милому венскому обычаю одним боком к залу, а вторым — к улице. Собственно так сидели офицеры и элеганты у окон известной кофейни «Fenstergucker» на Kaerntnerstrasse в Вене, обозревая сквозь стекла уличное движение. Именно так устраивались в венских кнайпах влюбленные — слепые ко всему, что происходит в помещении или на улице, уставленные глазами друг на друга.

Но все это не имеет никакого смысла для важных купцов, которым совсем не удобно сидеть глаза в глаза, их совещания происходили совсем в другой позиции. Обычно один из собеседников садился на диване у стены, обращенный лицом к своему собеседнику напротив, а тот, повернутый боком, опирался одним локтем на ручки кресла, а вторым на стол и, переплетя ладони, смотрел прямо перед собой.

Совещания эти завершались с выгодой для обеих сторон — то есть без результата. Благодаря чему никто на тех совещаниях ничего не терял. А впрочем, чего можно ожидать в период общей депрессии, веевшей от Гетманских Валов? Не зря и еврейская поговорка гласит: богатый интереса не делает, это только бедный человек должен делать интерес. А посетители «De la Раіх» к бедным не относились, и могли интересов не делать. Могли позволить себе пока еще один кофе и булку, бильярд или карты. Только одного они себе позволить не могли — оплату 50 грошей налога на полуночные посиделки.

«С приближением двенадцати ночи в кофейне начинают тушить один за другим светильники, — писал в 1934-м Юзеф Майен. — По мере сумерек большой зал удлиняется все больше и тонет во мраке. Под одной боковой лампочкой, которая еще продолжает ярко гореть, последний завсегдатай, обложившись серой кучей газет, до последней секунды продолжает еще шелестеть и пробегать глазами черные строки. Миновала полночь. Единственный официант, который еще остался, с извиняющейся улыбкой, беспомощно разводя руками, приближается к зачитавшемуся пану. Они понимают друг друга без слова. Пан откладывает недочитанную газету, обувает мокроступы, берет плащ и зонт, которые из бережливости никогда не оставляет в гардеробе, и исчезает. Только из соседней залы, из карточного клуба, доносится еще хлопанье карт. Большие черные окна «De la Раіх» слепо смотрят на пустую, темную улицу Львова. Валы спят».

Сюда любили заходить львовские модницы. За чашками чая здесь бушевали самые свежие сплетни.

Однажды летним вечером в начале 1930-х в нескольких шагах от кофейни произошло удивительное приключение. Молодая приличная женщина стала раздеваться на глазах у прохожих. Современник вспоминал: «Когда она сбросила с себя последнюю часть дамского белья, то стала голая среди наплывающей толпы. Высокая и вытянутая, опустила лицо и руки вдоль бедер, молодые перса вызывающе выдвинула вперед розовыми пупырышками. Этот инцидент поражал своей загадочностью: пари, безумие или острый случай эксгибиционизма? Стриптиз никому еще в Польше тогда и не снился. Кто-то позвал полицейского, который попросил уличную Венеру прикрыть свои формы и двинуться с ним в ближайшие ворота».