Кирилл Кобрин: Постсоветский мавзолей прошлого. Истории времен Путина

По той же причине особой радости не выражают и представители крупного и среднего бизнеса. Понятно, что никакого бизнеса (официального) в СССР не могло быть вообще, так что российские капиталисты вполне могли бы объявить три августовских дня только своим, чуть ли не профессиональным праздником. До перестройки за то, чем они сегодня занимаются, их ждала тюрьма. Сейчас – при удачном стечении обстоятельств – недвижимость в райских уголках мира, спецавтомобили, личные повара, жены-манекенщицы и все такое. Однако приятности жизни нынешнего постсоветского миллионера омрачаются непрочностью его положения – все вышеперечисленное могут мгновенно отобрать люди из ФСБ и проч., а сам миллионер может оказаться все там же, как и в СССР, – в тюрьме. Положение исключительно двойственное – если не тройственное, ибо большинство российского бизнеса было бы невозможным без участия силовых структур, их опеки, вмешательства и т. д. Получается, что отобрать могут те, благодаря которым есть что отбирать. Эта странная ситуация делает постсоветского богача нервным, осторожным – в частности, в его идеологических публичных жестах. В подобной ситуации лучше забыть о 19–21 августа 1991 года, тогда ведь и Дзержинского с одноименной площади выкинули, а к нему у людей из дома напротив отношение нежное.

От большинства – к меньшинству, от власти и тех, кто ее поддерживает, к оппозиции. Формально именно они должны проявлять самый большой энтузиазм по поводу исхода августовских событий 25-летней давности. Ведь как бы победила «демократия», «свобода», да и «народ» повел себя правильным образом. После 1991-го «народ» либо молчал, либо, будучи мобилизован властной пропагандой, публично защищал совсем не тех, да и голосовал бог знает за кого. Получается, что август 1991 года – последний момент единства народа и прогрессивной интеллигенции, преимущественно столичной. Именно это и следовало бы в первую очередь помнить. Однако с тех пор прошло целых 25 лет; ничего подобного более не наблюдалось; пропасть становилась все глубже и глубже; недоверие переросло чуть ли не в открытую враждебность. Обвинять в этом только Путина и его режим – глупо, ведь тенденция сформировалась еще в 1990-х. Значит, уже тогда в отношениях «прогрессивной интеллигенции» и «народа» было что-то неправильное; выяснять, что же именно, – процесс печальный и болезненный, так что лучше эту тему вовсе не поднимать, развлекая себя же тщательно отфильтрованной ностальгией по девяностым.

Но есть еще одно обстоятельство, мешающее условному «меньшинству» громко праздновать сегодня юбилей августа 1991-го. Дело в том, что если эти события были настоящим началом постсоветской России, то сегодня мы наблюдаем ее конец. То есть не государства «Российская Федерация» (хотя оно медленно, негромко распадается, даже расползается по швам), а самой идеи такого государства и соответствующего ему общества. То есть конец идеи «постсоветского».

Что бы там сегодня ни говорили, крах СССР произошел потому, что его хотели почти все. Лишь кучка партократов КПСС (а не созданной в 1990-м российской компартии, к примеру) да связанные с советским идеологическим обиходом группы населения (лекторы университетов марксизма-ленинизма, редакторы провинциальных партийных органов и проч.) действительно проиграли от конца советской власти и конца страны. Остальным – включая тех, кто до сего дня не осознал это, – 1991 год был исключительно выгоден. Выше я уже перечислил кое-что из этих выгод, упомяну сейчас еще одну, увы, почти забытую. Даже те группы постсоветского населения, которые принято считать обездоленными и обнищавшими в результате конца СССР, получили в ходе и результате процесса настоящий подарок. Их государственные квартиры превратились в частные, причем совершенно бесплатно. Если взглянуть на то, что происходило в данной сфере в постсоветской Чехии, Польше или в балтийских государствах, то становится очевидной вопиющая неблагодарность, проявленная советским и постсоветским человеком в отношении и героев августа 1991-го, и тех, кто входил в ранние постсоветские правительства РФ. Чтобы понять всю пропасть между тогдашними днями и нынешними, достаточно представить себе, как премьер Медведев в компании Шувалова, Бортникова, Бастрыкина, Яровой, Силуанова и Рогозина бесплатно раздает что-то действительно имеющее цену нынешнему российскому населению. Смешно, не правда ли?

СССР рухнул потому же, почему рухнула в феврале 1917 года Российская империя, – он почти никому не был нужен, даже самому себе. В стране не просто все прогнило – она потеряла смысл существования, ибо население ее увлеклось совсем другими представлениями о своей нынешней и – особенно – будущей жизни. Именно эти представления сформировали феномен, известный сегодня как «постсоветское сознание». А постсоветское сознание сформировало постсоветские общество и государство.