Алексей Ракитин - Уральский Монстр. Хроника разоблачения самого таинственного серийного убийцы Советского Союза. Книга II

В день исчезновения ребенок был одет в серое на вате пальто до колен, на голове зеленая шаль с белыми цветочками, на ногах новые коричневые чулки и хромовые желтые ботинки, на руках коричневые рукавицы, под пальто бумазеевое платье голубого цвета, зеленые штанишки и голубой купальный костюм.

Сообщая об изложенном выше, предлагаю принять меры к розыску пропавшего ребенка, произвести проверку в больницах, в пунктах скорой помощи, в моргах.

О результатах проверки сообщите.

Начальник ОУР УРКМ УНКВД по Свердловской области – старший лейтенант милиции Вершинин.

Ст. опер. уполномоченный ОУР ГУРКМ НКВД СССР – лейтенант милиции Брагилевский.

Верно: секретарь Отдела УР УРКМ Ракитина».

Секретарю отдела пришлось лично отстучать на печатной машинке 54 письма, из которых 45 спецкурьеры доставили в районные отделения Свердловской области, а 9 – в городские отделения РКМ крупнейших городов (Ревды, Нижнего Тагила и пр.). А уже на следующий день аналогичные письма ушли по адресам начальников отделов уголовного розыска управлений РКМ соседних со Свердловском областей – в Пермь, Новосибирск, Омск, Киров, Куйбышев (ныне Самара) и Казань. Логика в их рассылке была простой: если тело убитой девочки на железнодорожной платформе покинуло пределы области, то его могли найти в соседних регионах. Быть может, оно неопознанным лежит уже несколько дней в каком-нибудь морге, а местная милиция не догадывается, что прибыло оно из Свердловска!

Одна из копий циркулярного письма свердловского Отдела уголовного розыска от 14 октября 1939 г с описанием примет пропавшей без вести Таси Морозовой.

Тут самое время взять небольшую паузу и вспомнить о событиях в Нижнем Тагиле, где 6 августа 1939 г. таинственным образом исчезла Рита Фомина, девочка в возрасте 2 лет 5 месяцев. Тамошние пинкертоны предприняли попытку расследовать подозрительный инцидент, да… так ничего и не добились. На протяжении сентября велись весьма неторопливые поиски Марии Малых, гипотетической свидетельницы, которая якобы могла что-то по факту случившегося знать. Эпитет «гипотетический» в данном случае является не фигурой речи, а подразумевает буквальное понимание. Мария Малых оказалсь воистину мистическим персонажем – она нигде не работала, нигде не жила, родственников не имела и появлялась лишь время от времени в очередях за разного рода дефицитными товарами. Просто Летучий Голландец какой-то с нижнетагильской спецификой. В сентябре уголовное дело обогатилось стопкой справок из жилищных комитетов различных коммунальных организаций, извещавших, что Мария Малых не проживает по такому-то адресу, и сбором этих бумажек, судя по всему, розыск Риты Фоминой и ограничивался.

Выждав некоторое время и убедившись, что новостей более не будет, оперуполномоченный 1-го отделения РКМ Нижнего Тагила товарищ Костырев решил предпринять вторую попытку закончить подзатянувшееся и совершенно бесперспективное расследование. 4 октября на половинке стандартного листа формата А4 – бумагу в стране Советов принято было экономить, поэтому писали порой на самых немыслимых огрызках! – он накропал по-настоящему эпическое «Постановление о прекращении дела». Дабы читатель мог насладиться эпистолярными потугами доблестного стража соцзаконности, процитируем самую существенную часть этого беспомощного как по форме, так и по содержанию документа: «…принимая во внимание, что принятыми мерами розыска девочки Фоминой Маргариты 2-х лет 5 м-ев, а также кто мог похитить последнюю, установить не удалось, а поэтому на основании вышеизложенного, руководствуясь ст. 204 УПК, постановил производство дознания по настоящему делу прекратить, а материал направить в горотдел РКИ для штампа».

То, что оперуполномоченный потерял в своей бумаженции части предложения, простить ему можно. То, что он перепутал расследование уголовного дела с дознанием, тоже (напомним, что по факту исчезновения Фоминой 13 августа было возбуждено уголовное расследование). В конце концов, институт доследственного дознания вплоть до Великой Отечественной войны многими советскими правоведами рассматривался как избыточный, не нужный в практической работе органов защиты правопорядка, и поэтому неудивительно, что низовые работники на местах употребляли профессиональные термины, значение которых не до конца понимали. Плохо другое. Если оперработник с умным видом ссылается на статьи Уголовно-процессуального кодекса, содержания которых не знает, то это опасный сигнал, указывающий на его профнепригодность. Дилеммы тут никакой нет: либо пусть не ссылается, либо пусть уходит с работы.